— Триединая может наказать нас в любой момент. Но не станет, если мы останемся ей верны. А ты и подобные тебе смутьяны, которые всё чаще рождаются в последнее время, которые сами не знают, что им надо, и возбуждают в Матери гнев! Потому старейшие решили…
Кхел сделала многозначительную паузу и Ойно напрягся.
— …больше не пускать в Аратту пришельцев, которые сманивают наших мужчин. А если они придут, убивать их во имя Триединой. А если кто-то из жителей Аратты самовольно убежит на запад…
Она посмотрела на юношу многозначительно и грозно.
— …он и его семья будут объявлены небывшими.
Юноша похолодел: это было самым страшным наказанием. Его мать и сестру изгонят, и никто во всех остальных поселениях людей ар не будет иметь права давать им приют и еду. Его племянника свекровь сестры объявит своим сыном. Голову и кости его отца, брата и всех прочих родичей выбросят далеко за посёлком. И никто никогда больше не упомянет их имён.
— Итак, — надменно завершила Кхел, — ты пройдёшь инициацию и останешься в доме Ерати. Может, она разрешит тебе жениться — слово её. А своё старейшие сказали.
Ойно простёр к старейшей руки, встал, поднялся на крышу святилища, прошел еще несколько крыш, не глядя, куда идёт, и очутился на одном из крайних домов посёлка. Там он упал на колени и предался горю. Кхел обрубила все его надежды — он навсегда останется здесь, будет вести беседы ни о чём с людьми, которые никогда не видели ничего, кроме этих белых стен, не слышали ничего, кроме блеянья овец, и не обоняли ничего, кроме смрада Аратты…
Но до того ему предстоит ещё пройти посвящение. Он не должен был, но знал, что при этом происходит: ему об этом по большому секрету поведал Кхерс. Его испытают три ипостаси Великой Матери: рождение, смерть и возрождение. Сначала его символически родят, потом убьют, а последнее испытание называется священный брак… Посвящение проводили старейшие, и, как рассказывал Кхерс, они исполняют всё очень дотошно и натурально. В случае Ойно роли роженицы, палача и жены, возможно, исполнит сама Кхел. Наверняка она!
Юноша передёрнулся от отвращения, поднял голову и посмотрел на открывающийся с крыши вид. В сумерках смутно темнела заснеженная громада Материнских Грудей. Ещё ближе к посёлку угадывалось мрачное кубическое строение — Место смерти, куда приносили тела умерших. Кроме целых облаков жужжащих жирных мух, над ним весь день кружили и орали стаи птиц — они тоже считались священными, посвящёнными смертельной стороне силы Триединой.
Уже несколько минут Ойно ощущал какой-то странный внутренний позыв — ему всё сильнее хотелось идти к этому страшному месту, хотя там не было ничего, что могло его интересовать. Но сопротивляться этому зову юноша не мог, потому вскочил и вновь побежал по крышам. После окончания дневных работ все лестницы, по которым можно было попасть в посёлок, или покинуть его, убирались. Но Ойно, как и любой мальчишка Аратты, знал несколько мест, где можно было сравнительно легко спуститься наружу. Что он и сделал, и побежал к Месту смерти — словно торопился навстречу своей судьбе.
Тучи полностью закрывали звёзды, из-за них едва виднелось бледное пятно луны. Юноша в полной темноте нёсся по направлению гор через пустынные поля, травяные пустоши и кипарисовые рощи. Он погрузился в состояние, похожее на транс — ничего не видел и ни о чём не думал, однако ноги его словно сами знали, куда ступать, так, что он ни разу не споткнулся. И его совершенно не беспокоило, что во тьме на него может наброситься леопард или напасть стая волков. Почему-то он понимал, что ничего такого с ним сейчас не случится.
Рядом с Местом смерти он очутился с какой-то неправдоподобной быстротой и остановился, словно ожидая чего-то. Он понятия не имел, чего именно, просто ждал, не обращая внимания на атмосферу жути вокруг этого гиблого места и накатывающие волны трупного смрада.
И через какое-то время понял, что он тут не один.
По виду это были обычные люди, выглядевшие и одетые так же, как и любой житель Аратты. Но Ойно не знал их. И он не слышал, как они подошли — ни шороха, ни шагов — просто рядом с ним проявились трое мужей.
Ещё было странно, что юноша совсем не испугался, хоть и положил рефлекторно руку на кремнёвый кинжал за поясом. Однако у него было чувство, что опасности нет — по крайней мере, такой, от которой может защитить его оружие. И его слегка удивило то, что лица у всех троих были совершенно одинаковы.
«Они близнецы», — подумал Ойно.
Лица их были совершенно бесстрастны, не выражали никаких чувств.
«Это духи», — подумал Ойно.