Так продлится всю ночь.
И если всё пройдёт хорошо, Бхулак будет считаться прощённым богом, а Кау — благополучно принятым в стране предков. Конь же с почестями упокоится в степи, с приличными для усопшего вождя дарами, и над ним воздвигнут высокий курган.
Бхулак был рад, что не должен присутствовать хотя бы при приготовлениях к жертвоприношению. Вместо этого он поспешил в лагерь — к Ави.
У повозки вождя со встревоженным видом шушукалась кучка лекарей-колдунов. При виде Бхулака они склонили головы.
— Мы вытащили копье, обработали рану, перевязали и наложили лубок, — тихо сказал ему старший из них. — Теперь, если рана не загноится…
Бхулак и сам это знал.
— Как она сейчас? — резко спросил он.
— Очень слаба, — отвечал лекарь. — Ей было больно, я напоил её маковым отваром. Пока сознание при ней, но скоро она заснёт.
Бхулак подошёл к повозке и отодвинул войлочный полог. Колдуны скромно отошли на несколько шагов назад.
Ави выглядела лучше, чем он опасался. Конечно, лицо было очень бледным и совершенно измученным, но ощущения смерти от женщины не исходило. Бхулак слишком часто сталкивался с этим гнетущим чувством рядом с умирающими и ошибиться не мог.
Её глаза были закрыты, но он почувствовал, что она не спит.
— Ави, — негромко позвал он.
— Всё хорошо, — ответила она, не открывая глаз. — Мне было очень больно, но теперь хорошо.
Голос был еле слышен.
— Хорошо, — ответил он, — отдыхай, моя радость.
— Великая… Мать, — снова заговорила она. — Я молилась ей.
— Я знаю.
— Погоди… Я просила её… чтобы она забрала мою жизнь за твою, чтобы я умерла, но тебе бы… всё удалось…
— Ави!..
— Она… она ответила мне… и послала дождь. И я жива. Видишь, Бхулак, она любит тебя, хоть ты и отвернулся от неё… Ты должен… должен сделать ещё.
— Спи, Ави, — вновь проговорил он. — Тебе надо отдохнуть.
Но она и так уже спала.
Бхулак тихо отошёл от кибитки. Слова жены беспокоили его. «Великая Мать любит тебя»… Почему? И что ещё он должен сделать?.. Впрочем, Ави была ранена и, наверное, бредила.
Хотя… дождь ведь и правда хлынул в нужный момент, и послал его не Поводырь.
Да какая разница, кто это сделал, если Ави жива!
А ведь она предлагала свою жизнь за его. Только вот кому?..
Но все эти тревожащие мысли сразу покинули его, когда со стороны площадки с идолом раздались визгливые трели флейт и дробные звуки бубнов, заглушаемые порой надрывным ржанием его жеребца, на которое тревожно отзывались кобылицы из загона. Началось!
Бхулак развернулся и быстро зашагал к месту жертвоприношения, где столпились все приехавшие на совет ореи, стоявшие в благоговейном молчании, пока трое молодых жрецов пытались совладать с конём. Жеребец отчаянно вырывался, чуя, что приходит его конец, его ржание всё больше походило на крик гибнущего человека. Но парни были опытны в таких делах, и вскоре голова коня коснулась земли перед идолом, а жрецы навалились сверху и держали зверя.
Квен уже некоторое время нараспев говорил священные слова, а теперь взялся за длинную рукоять топора.
Сейчас!
Бхулак с трудом выдерживал это зрелище, но заставлял себя стоять и смотреть. И вдруг, словно озарение, в нём расцвела мысль — безумная и великолепная. До сих пор он был уверен, что сотворить такое невозможно. Однако здесь, на месте казни прекрасного животного, осознал, что — возможно! И что он сделает это — прямо сейчас.
Он растолкал стоящих у площадки людей и в один миг оказался рядом с удерживаемым конём, сел на него верхом и закричал жрецам страшным голосом:
— Прочь!
От неожиданности те отскочили в разные стороны, а освобождённый конь распрямился, подобно согнутому молодому дереву, когда его отпускаешь, и понёсся, не разбирая пути.
Ореи в один голос издали вопль, в котором ужас мешался с изумлением и даже восторгом. Но Бхулак больше не слышал людских голосов. Он перешёл в иное измерение — вокруг него ничего не осталось, кроме свистящего ветра и сгущающейся тьмы наступающей ночи. А все его силы сосредоточились на том, чтобы усидеть на обезумевшем жеребце.
Раньше Бхулак просто не понимал! Он не мог себе представить, что это такое — пытаться удержаться не спине могучего животного, которое полно решимости тебя сбросить. Изо всех сил сжимая ногами бока коня и судорожно вцепившись в его торчащую дыбом жёсткую гриву с вплетёнными в неё украшениями, он отчаянно пытался не дать отправить своё тело в полёт. А конь удваивал усилия — на ходу он брыкался, приседал, подпрыгивал, пытался даже укусить всадника.