Он зарычал ещё сильнее и стал двигаться в бешеном темпе, под который она сразу же подстроилась, ловко раскачиваясь на мужчине, словно мартышка на пальме. Глаза её были по-прежнему закрыты, а лицо выражало полное блаженство.
Что касается его, то он никогда, как ему казалось, во всей своей безумно долгой жизни не испытывал настолько острого наслаждения. Он словно бы перестал существовать, вернее, перешёл в иной пласт бытия, где всё оно заключалось в этом оглушающем ощущении не то безбрежного наслаждении, не то безграничной боли. Он омывался им, словно стоял под струями мощного водопада, концентрировал его в себе, трансформировал, умножал — и щедро отдавал назад той, через кого получал.
Они не сознавали, что оба громко кричат, что их, наверное, слышат не только соседи по дому, но и весь квартал — да если и сознавали, им было бы всё равно. Их не стало в этом мире, они погрузились в другой — мир ласкового безумия, неземного наслаждения и пылающей вселенской муки.
Однако, при всей своей нечеловеческой силе, Бхулак стал утомляться. Почувствовав, что он замедлил темп, она соскользнула с него, и, развернувшись, нагнулась, снова пропуская его в себя. Он ускорил темп движений и продолжал ускорять, охая и задыхаясь, пока не настал взрыв, который он встретил утробным торжествующим рёвом, слившимся с её пронзительным криком.
В полуобморочном состоянии, обливаясь потом, они стояли по-прежнему слившись. Но страсть ещё кипела внутри них, стараясь прорваться в мир. И вот Бхулак протянул руки, развернул её к себе, покрыл поцелуями лицо, шею, грудь, опустился на колени и продолжал целовать — живот, бёдра, ниже…
Она расставила ноги пошире, конвульсивно выгнулась всем телом, словно лук, и вновь застонала сквозь сжатые зубы, словно от непреходящего мучения.
На Бхулака опять накатило безумие, он вскочил, поднял её на руки и бросил на низкое ложе, навалившись сверху, словно лев на добычу…
…Много часов — а может, тысячелетий — спустя они, обессилев, бок о бок лежали на мокром от пота ложе. Бхулак молчал, безуспешно стараясь осознать то, что он пережил. Девушка тоже молчала, дыша тихо и ровно — но не спала.
— Я буду называть тебя Арэдви, — наконец, произнёс он, сам не зная, зачем и почему — просто это имя ласкало его слух.
Она лишь слегка сжала его руку.
16
Маргуш, Марга. 2003 год до н. э.
Он уже не удивлялся, что, подходя к жилым помещениям храма Пиненкир волнуется всё сильнее — за время, прошедшее с тех пор, как он впервые увидел Арэдви, ощущение это сделалось для него привычным. Он лишь не понимал, как такой человек, как он, умудрённый тысячелетиями жизни, познавший сотни женщин, большую часть из которых уже и не помнил, ещё сохранил способность пылать подобной страстью — безрассудной и непреклонной, заставляющей его забыть обо всех делах, днями предвкушая встречу с девушкой, погружаясь ночами в бездны экстаза, и томительную тоску утром, когда она уходила.
Посвящённые богине женщины обязаны были идти с любым мужчиной, который им платит — таково было их служение и аскеза. Но Бхулак на следующий день после первого свидания с Арэдви пошёл к Хуту-Налаини и просил принять от него крупную плату за танцовщицу — с тем, что она будет считаться разовым взносом, но видеться с женщиной он станет каждый вечер. Пряча ухмылку в чёрной бородке, настоятель взял у него массивный золотой футляр для пениса, в глубокой древности и очень далеко от этих мест служивший знаком достоинства царя-жреца исчезнувшего народа.
Здесь всегда было так — глубокая набожность, необходимость соблюдения множества запретов и исполнения сложных ритуалов, сочетались с откровенной жаждой выгоды и алчностью. Местные, однако, противоречия в том не видели — разве боги не благословили их страну именно через торговлю, и разве великолепные храмы не стояли благодаря, в основном, прибыльным сделками купцов страны Маргуш?..
Бхулак, конечно, осознавал, что жрец пытается им манипулировать через Арэдви и что она сама многое скрывает от него. Но его всё это не волновало — он добровольно и без остатка отдавался охватившему его безумию, презрев и дела, которые должен был вершить в качестве аккадского тамкара, и свою подлинную задачу, поставленную Поводырём.