Он быстро пересек городскую территорию, вышел за ворота, стражи которых его уже узнавали, и в потемках отправился к небольшому поселению поблизости, где в нескольких домах разместили посольство.
Заратахша, в первое время проявлявший нетерпение, теперь уже, кажется, смирился с тем, что его миссия затягивается. Арии обжились в столице, постепенно обрастая дружескими и любовными связями, а также всяческим добром. Их огненная вера была здесь вполне терпима, более того, многих их богов почитали и здесь. По большому счёту, это было всё, что им надо, а жить тут оказалось гораздо приятнее, чем в суровых высыхающих степях. Так что они терпеливо ждали, когда правители Маргуша примут, наконец, решение по их делу.
Первый, кого Бхулак увидел, войдя на посольский двор, был Аиряша. С тех пор, как юный жрец отверг его инициацию, Бхулак проникся к нему тёплым чувством. Иной раз он признавался себе, что относится к парню, как к своему настоящему сыну — не отделённому от него множеством поколений, а порождённому им самим.
— Привет тебе, славный Шупан, — первым обратился к нему Аиряша.
Он сильно возмужал, расцветая в молодого крепкого воина, но слегка задумчивое, не от мира сего, выражение так и не покинуло его лица. Впрочем, совсем телепнем парень не был — пару раз Бхулак наталкивался на него в городе в сопровождении одной из местных дам, и старался при этом не попасться ему на глаза, усмехаясь в бороду.
— Привет и тебе, добрый Аиряша, — ответил он. — Мне надо как можно скорее поговорить с твоим господином о неотложном деле. Он сейчас у себя?
— Да, учитель в своих покоях и ещё не ложился после вечерней молитвы, — Аиряша замолк, как будто в некотором затруднении.
— В чём дело? — спросил Бхулак. — Я пришёл в неудачное время?
— Нет, конечно, — заговорил помощник жреца. — Мы всегда рады тебе. Но…
— Но?..
— Господин за вечерним богослужением отведал сладостной пищи, дающей волю и добрые мысли…
— Понятно.
— Когда только опрокинут эту мочу — это хмельное питье, которым жрецы наносят себе вред? — гневно заметил Аийрьяша.
Бхулак не раз замечал в нём странное для ария отвращение к священному напитку, который он в беседах частенько поминал ругательствами — при этом скрупулёзно исполняя положенные обряды богу Хаоме. По всей видимости, у молодого священнослужителя вырабатывалось двоемыслие будущего мастера своего дела.
Бхулак задумался. Жрец, напившийся хаомы — не самый лучший собеседник в серьёзном разговоре. С другой стороны, дело и правда не терпело отлагательства.
— Я всё же хочу говорить с ним, — решительно сказал Бхулак.
— Я скажу ему о твоём прибытии, — поклонился Аиряша и сделал знак следовать за ним.
Они прошли в большую общую комнату, где Бхулака приветствовали несколько сидевших там арийских воинов. Он был популярен среди них с тех пор, как спас от разбойников их главного жреца.
— Проходи же Шупан, друг мой! — раздался голос жреца из его комнаты, куда проскользнул Аиряша.
Бхулак последовал приглашению.
Заратахша не производил впечатление опьянённого — лишь глаза его лихорадочно блестели. Но Бхулак знал, что священный напиток арийцев горазд на различные интересные эффекты.
Он поклонился жрецу и приветствовал его.
— Проходи и садись, — оживлённо повторил тот. — Ты в последнее время не часто жалуешь нас своими помещениями.
— Дела, почтенный Зартахша, — пожал плечами Бхулак, садясь на расшитую кошму, брошенную на возвышение у стены, где восседал и сам жрец.
— Вроде красавицы из храма? — спросил Заратахша, искоса взглянув на него. — Доходили до меня кое-какие слухи…
Бхулак вновь пожал плечами — отпираться не было смысла.
— В том числе и её, — ответил он.
— Расскажи мне всё, — сказал жрец. — Ты голоден?
— Нет, я поел у себя час назад.
— Тогда вели принеси гостю мёда и фруктов, Аиряша, — сказал жрец. — И дай нам наедине побеседовать с тамкаром великого лугаля.
Он снова бросил на Бхулака пронзительный взгляд — за это время жрец ни разу не попрекнул его за лукавство, но часто давал понять, что помнит, как тот скрывал от него якобы истинную цель своего путешествия в Маргуш. Бхулак на эту подколку промолчал.
Две женщины внесли и поставили на низкий стол искусно вылепленный глиняный кувшин и чаши, блюда с ломтями дыни, виноградом, гранатами, хурмой, абрикосами.