Илье приходилось не первый месяц жалеть, что он встал у руля в такое сложное время. Хотя справедливо отдавая отчет он понимал, что в иное время, таких как он близко бы к власти не пустили. Все сложилось, как сложилось. Революция помогла ему встать у правила, чтобы просто спасти страну. Не приди к власти, он отчетливо представлял, как бы все выглядело в итоге. Выкачав нефть и оставив страну умирать в холоде, все кто пасся у кормушки, просто сбежали бы в теплые страны. Клином бы словно гуси слиняли и деньги с собой прихватили, превращенные в ценности и золото. А люди… А люди просто бы начали вымирать. Тихо, молча, терпеливо сдыхать. Блокадный Ленинград показался бы курортом по сравнению с мгновенно одичавшими бы русскими зауральскими просторами. Голод пришел бы стремительней, чем кто-либо смог бы предположить. А за голодом пришло бы все то о чем в здравом уме думать очень не хочется. Богуславский нес свой крест как умел. И он знал, что он всяко делал это именно для людей, а не для себя или своей элиты. И сие хоть не много, но согревало его душу. Он надеялся, что хотя бы потом кто-нибудь оценит, какой титанический труд был проделан. Какое невероятное самопожертвование проявили те, кто помогал ему спасать людей. И самое главное, Богуславский очень надеялся, что люди поймут насколько идиотами они были, доверяя недра страны торгашам управлявшими до него. Надеялся, но не верил.
6.Анна Андреевна разбудила мужа едва только услышала очень близкие выстрелы. Александр Павлович, быстро уяснив, что стреляют уже во дворе, по визжащим от боли собакам, не одеваясь, поспешил к оружейному сейфу в углу и вынул из него старое доброе бенелли. Зарядил и осторожно подойдя к окну выглянул. Увидел мечущихся в свете садовых фонарей людей и строго сказал жене:
— Одевайся и на крышу. Не на чердак, а на крышу!
— А ты? — с ужасом спросила Анна Андреевна, спеша накинуть поверх ночной рубашки платье.
— Я за тобой. Бегом, жена. Бегом. Они уже в дом проникли, я вижу разбитые окна в столовой!
Анна Андреевна уже была готова. Она пугливо выглянула в коридор и, услышав на первом этаже крики сцепившейся с налетчиками прислуги, прижимая ладонь к губам, поспешила по коврам к лестнице на чердак. Обернувшись у перил винтовой лесенки, она увидела мужа в одних трусах и с голым торсом, перегнувшегося через перила и что-то выцеливающего внизу. Выстрел раздался неожиданно для пожилой женщины и почти паникуя, она никак не могла решиться бежать к стоящему в пороховом думу мужу или спешить как он и сказал на крышу. В ужасе еще сильнее прижимая ладони ко рту и боясь закричать она все-таки поспешила по неудобным ступенькам винтовой лестницы наверх. На чердаке, где они со временем собирались устроить светлую мансарду она направилась к слуховому окну и раскрыв его отчетливо услышала крики и стоны на улице. Холодея от страха, она никак не могла заставить себя подняться на черепичную крышу. И только снова зазвучавшие выстрелы в доме подстегнули ее. Взобравшись на табурет она тяжело перегнулась через раму и легла животом на подоконник. Помогая себе руками и коленями, она выбралась на сухую еще не остывшую от солнечного дня черепицу и осторожно поползла по ней к накладной лестнице, что вела на один из коньков крыши. Собираясь перебраться через него и скрыться от взоров с улицы между двумя скатами сложной крыши, она надеялась, что муж поймет, где ее искать, а не подумает, что она сорвалась вниз.
Сидя над сточным желобом, проложенным в ложбине между скатами крыши она пыталась расслышать, что происходит в доме. Выстрелы, доносящиеся оттуда, казались приглушенными детскими петардами, взрываемыми в соседней комнате на какой-нибудь праздник. Но даже такие приглушенные они сильно отличались друг от друга. Анна Андреевна без труда угадывала выстрелы ружья ее мужа и легкие, кажется пистолетные хлопки. Бенелли звучала значительно солиднее. Но когда ружейные выстрелы стихли и стали слышны только пистолетные, Анна Андреевна запаниковала. Она не знала что с мужем, может, он ранен, может, уже убит, и чувство своей полной беспомощности заставило женщину заплакать. У всякого терпения есть предел. И даже когда над коньком крыши показалась голова и голый торс Александра Павловича она не успокоилась и не утерла слез страха. Наоборот слезы побежали еще быстрее словно прорвали какую-то плотину. А ее муж, перевалившись через конек голыми ступнями выломал несколько керамических черепиц отчего довольно сильно порезал ноги и, встав в проломы нацелил ружье в своих руках куда-то вниз. Как догадалась Анна Андреевна, ее муж взял на прицел слуховое окно, через которое они поднялись. Негромким, но веселым шепотом Александр Павлович «обрадовал» жену: