Она вернулась домой в Германию и добилась эксгумации тела. Наверное, у нее водились деньги и хорошие связи в полиции. А скорее всего, ей пошли навстречу потому, что ее бывший муж участвовал в ядерных программах нацистов, и это обстоятельство кое-кого заинтересовало.
Гроб откопали. Тело не принадлежало ее погибшему супругу. И таких случаев полно, говорит тетя Берта. Она любит копаться в старых публикациях и знает, что говорит. Но хотя нас это не касается, один вопрос остается открытым.
Зачем люди Атласа это делают?
Со слов Анки, выходило, что ее брат влип в историю случайно. Но тогда еще более странным казалось ее присутствие здесь.
— Почему они не отправят тебя в Архангельск? — Моему удивлению не было предела. — Может быть, твой брат уже дома? Пошли, у нас есть телефон, позвоним…
— Зато у нас нет телефона! И домой мне пока нельзя. Мария боится, что меня выкрадут, потому что я теперь слишком много видела. В нашем доме сидит человек и ждет, когда я появлюсь, чтобы меня забрать. Маркус попросил своего друга заехать к моей маме в больницу, а там тоже сидят люди, чтобы меня поймать… — Она тихонько шмыгнула носом.
— Да зачем ты им нужна?!
— Я теперь свидетель. Я видела Лукаса потому что. И остальных.
— Но в таком случае… — Картина вдруг представилась мне совершенно в ином свете. — В таком случае, Мария тебя вообще никогда не отпустит.
Я решил оставить при себе более мрачные прогнозы.
— Они обещали забрать нас с Валькой и мамой в Голландию… Ты не думай! — Анка точно прочитала мои мысли. — Мария на самом деле добрая. У нее когда-то было двое детей, но выросли и уехали. Она по ним очень скучает иногда, хоть и не признается. И дядя Маркус тоже хороший. Ты не переживай. Если бы они что плохое задумали, давно бы без парашюта выкинули…
Видимо, у меня был такой вид, словно я «переживаю». А я вовсе и не переживал, просто стало интересно…
— Что же делать? — довольно глупый вопрос, но я в тот вечер не блистал умом. И вообще, выражение «слишком много видела» мне не понравилось. Так говорят злодеи, когда хотят пристрелить свидетеля.
Анка отвернулась, чтобы я не видел ее покрасневших глаз, и принялась сморкаться.
— Мне пора идти, — нерешительно сказал я. Уходить мне чертовски не хотелось, но дольше оставаться было нельзя. По дому полно работы, и от отца неминуемо влетит за опоздание к вечерним занятиям.
— Ну иди! — она кивнула, не оборачиваясь. Ее длинные русые пряди стекали из-под шапочки по спине, точно шелковая река.
— Найди меня! — неожиданно для самого себя, предложил я. — Мы в третьем доме живем, вон там на горе. Если ты еще приедешь, найди, ладно? Если захочешь, конечно… — добавил я, чтобы она слишком много о себе не вообразила. — Может, мы что-нибудь вместе придумаем!
Не мог же я ей сказать, что просто хочу ее еще раз увидеть. И уж тем более, я не мог ей сказать, что буду скучать.
А про то, что буду скучать, я знал наверняка.
Не знаю, какой злой дух дернул меня за язык такое ляпнуть.
Не зря русские говорят, что вылетевшее слово уже не поймать.
Глава 36
СЛОВО И ДЕЛО
Мне предстоит всю жизнь помнить, что я натворил.
Когда я об этом думаю, мне становится до того жутко, что все валится из рук. Но не думать я не могу.
Плохо, что я не поделился с отцом. Но я ведь не знал, считать ли преступлением телефонный разговор. Это произошло в тот день, когда люди Атласа появились впервые. И я не соврал Анке, я действительно не следил за ними и не подслушивал. Они обедали в доме дяди Сани, а мой отец потом рассказал, зачем они пришли. Где-то неподалеку Пастух прятал магическое животное. И я не соврал Анке, что не напрашивался на знакомство. Это дела взрослых.
Но вечером кое-что произошло. Я совсем закрутился по хозяйству и выбрался передохнуть уже в полной темноте. То есть это для обычных людей темнота, для Фэйри же под открытым небом никогда не бывает абсолютно темно. И я не выбрался передохнуть, а пошел на свое место послушать. Если магическое животное прячется неподалеку, наши новые родичи могли бы его почуять и помочь людям Атласа. Но они этого не сделали. Папа сказал, что Григорий вынес решение не вмешиваться. Взрослые отказали, а я подумал, что попробую сам услышать.
Я еще никогда не сосредотачивал свое обоняние на такую дальность. Зимой запахов становится меньше, и тонкие испарения леса перебиваются запахами людей. Несколько минут я настраивался, даже приподнял гриву над ушами. Я услышал очень многое. Под снегом уже улеглись на зимовку птицы, но не все еще уснули, некоторые ворочались в берложках. Небольшая стайка оленей — две мамаши, четверо детенышей — перебирались через перевал. Их вел пожилой однорогий самец; я уже встречал запах этого оленя раньше, он приходил к нашей деревне в сильные прошлогодние морозы. Я различал троих охотников в двадцати милях к востоку и почти всех людей нашей деревни. Но чужой машины Атласа я не слышал. Либо ее спрятали далеко, либо она не пахла.
А, скорее всего, тот, кто ее спрятал, был прекрасно осведомлен о способностях Фэйри. Этот самый Лукас не доверял никому.
Я замерз и немножко разочаровался в собственных способностях. Но когда я спрыгнул с крыши сарая, до левого уха донесся слабый звук. Очень слабый звук.
В паре сотне ярдов кто-то нажимал кнопки на мобильном телефоне и при этом тяжело дышал. Ничего необычного нет в том, что человеку вздумалось позвонить. Даже несмотря на то, что на всю деревню наберется шесть или семь трубок и никто не станет специально уходить в лес. Телефонное общение пока не стало колдовским ритуалом.
Но звонивший не был мне знаком. Я не узнавал его запаха, хотя бы потому, что ветер дул в его сторону. Кроме того, человек набрал большое количество цифр, но ничего не сказал. Я напрягся изо всех сил; все-таки расстояние оказалось слишком большим, и мне мешали шумы из деревни. Гремела музыка телевизоров, трещали дрова в печах, мычала скотина…
Я крутил головой, подняв гриву, отсекая помехи. Когда шум знакомый, можно заставить себя его не слышать. Но человек молчал.
Зато ожила его трубка. Произошло соединение, и раздался едва уловимый треск электростатических помех. Я нисколько не сомневался, что различу, как трубка ответит, но ничего не произошло. Мысленно я проследил направление, где стоял неизвестный, и понял, что незамеченным к нему подобраться не сумею. Человек находился за лугом на пригорке. Если я пойду напрямик, он неминуемо заметит меня первым. Если попытаюсь обойти вдоль опушки, то, пока буду торить себе тропу в глубоком снегу, незнакомец давно уйдет. Оставалось бежать к деревне и ждать его там. Сарайчик, на крыше которого я любил сидеть, тоже стоял на отшибе.
Помнится, я подумал, что похожу на полного идиота, разыгрывая роль сыщика в сибирской тайге. За три года, что наша семья здесь обитает, самым крупным преступлением в деревне можно было назвать утерю общественной бензопилы. Но в эту секунду таинственный человек сказал слово. Одно только слово, даже и не слово вовсе, а нечто вроде «угу». И отключил телефон.
Он утвердительно хмыкнул, и мне этого хватило, чтобы понять. Мужчина, немолодой, по меркам обычных, и, скорее всего, обычный. Но не обязательно…
Я спрыгнул и побежал к деревне — мне почему-то очень захотелось его перехватить. Но ничего не получилось. Навстречу мне проехали двое на снегоходах, с хохотом и музыкой, и от рева моторов я чуть не оглох. Я добрался до крайних домов, крутил головой, но никого подозрительного не приметил. В избе дяди Сани не было света, и я не мог понять, на месте ли гости. А потом меня позвала мама, и пришлось ей помогать с водой, чтобы истопить баню. Короче, освободился я поздно, хотя напоминал себе, что не худо бы сбегать и понюхать там, на пригорке. Там еще должен был оставаться запах. Но не сбегал, не успел. А за ночь все запахи унесла пурга…