Какой же я был тогда болван!
— Тот, кого ищут твои друзья, пришел вчера ночью. Он просил о помощи, но Григорий сказал ему, чтобы уходил. Мой папа ругался, он сказал, что Фэйри не должны нарушать договор, но теперь я понимаю… Григорий был прав. Это не наше дело.
— Как он выглядел?!
Я описал ей старого бородатого человечка, в кожаной куртке с карманами на молниях.
— Это он… Лукас. Но ты говорил мне, что можешь найти любого человека по запаху?
— Могу, но…
— Помоги мне, пожалуйста!
— Это невозможно, я не уйду из деревни! — Похоже, я сам себя загнал в угол. Надо было молчать о волосах; нашел, кому похвастаться!
— Мария бросила меня, потому что ей некогда, я им мешаю! — Девчонка начала плакать. — Они с Маркусом вылезли на дороге, чтобы никто не видел, как Мария зовет Тхола. Они оставили Тхола где-то в лесу, потому что ваши люди не разрешают ему пастись у деревни… А я теперь сижу тут и жду, сама не знаю чего! Ты только подскажи мне, как найти Лукаса, и все! Сам можешь оставаться, где хочешь! Я же не знаю, в какую сторону идти!
— Ты не дойдешь одна. Он уже далеко, отошел почти на двадцать километров… — Я понял, что ляпнул лишнего, что-то меня тянуло за язык. — Ты не догонишь его одна, по снегу.
— Ну, пожалуйста, я прошу тебя! Это жуткие люди, они разворотили нам всю хату, они убьют Валечку…
— Но люди Атласа наверняка уже там!
— Все равно… — Она упрямо мотнула головой, и меня обдало цветочным запахом ее шампуня. — Я боюсь. Я должна быть там.
— Нет. Раз тебя оставили, значит, так надо. Разговаривай с Григорием или Саней. — Я повернулся и быстро зашагал, почти побежал домой. Я знал, что если обернусь, то не выдержу и пойду у нее на поводу.
— Но ведь это ваше лесничество, разве не так? — очень тихо спросила она за спиной. — Значит, ты мне все наврал, про честь и справедливость? И про отца? Ты такой же трус, как остальные…
Она произнесла эти слова едва слышно, но я различаю речь на большом расстоянии. Я замедлил шаги и обернулся. Нельзя было этого делать. Она сидела под навесом топящейся баньки, поджав ноги, зябко кутаясь в мех. Неяркое сибирское солнце облизывало соль с ее щек.
— Я ничего не наврал! И не смей обзывать меня трусом!
Мне очень не хотелось ей говорить, что ночью и утром на западе стреляли. Обычные люди на таком расстоянии ничего бы не расслышали, тем более, что прошел сильнейший буран, и только совсем недавно метель улеглась. Я часа два орудовал лопатой, чтобы расчистить дорожки. Если ее брат оказался там, где взрослые стреляют по детям, то ничего глупее идеи пойти и самой все проверить я не встречал.
В тот момент я еще не знал, что мой отец ночью встречался с Григорием и другими мужчинами. Я думал, что они уехали к военным. Мама сидела с маленьким братом и ничего нам не сказала.
Если бы мама поделилась со мной, все пошло бы иначе. Я бы не чувствовал себя виноватым в том кошмаре, который случился днем.
Но мама промолчала. Как и отец, она оберегала своих детей. Фэйри всегда так поступают.
— Видишь тот длинный сарай? — спросил я и не узнал собственный голос. — Приходи к нему через полчаса, только с другой стороны!
Ее глаза моментально высохли, Анка кивала и смотрела на меня чуть ли не с обожанием. Конечно, насчет обожания я все насочинял, но тогда я казался себе отчаянным супергероем.
— Если сможешь, захвати еду — шоколад или сало, только незаметно. А еще спички, спиртовые таблетки и осветительные патроны. У меня все это есть, но дома сестра, я не могу… Ты хоть представляешь, как они выглядят?
— Ой, а термос брать? Я могу у Харченко попросить термос. Там самовар горячий, он обойдется…
Я чуть не застонал от досады. Она совершенно не врубалась. «Врубаться», — это такой замечательный русский глагол. Все равно, что колотить обухом по замерзшей сосне, то есть рубить, но не продвигаться ни на сантиметр. Очень удобный глагол.
В доме дяди Сани наверняка имелось все необходимое, но если она сообщит женщинам, что собралась с Бернаром в тайгу, наше путешествие закончится очень быстро.
— Никто не должен видеть, что ты уходишь!
По-моему, до нее дошло. А в следующую секунду девочка Анка вдруг сделала шаг вперед и поцеловала меня в щеку. Сказать, что на меня напал столбняк, значит, ничего не сказать. Меня никогда еще не целовали чужие. От нее пахло почти как от взрослой женщины…
О том, что со мной сделают, когда обнаружат пропажу снегохода, я старался не думать. Меня ожидало медленное колесование, никак не меньше. Но я смотрел в ее глаза и изо всех сил хмурил брови, чтобы не расплыться в идиотской, счастливой улыбке.
Я совершенно забыл об автоматной перестрелке.
— Не ходи туда сразу. Надень на себя все, что у тебя есть теплого.
Я смотрел ей вслед, как она пробирается через алмазные заносы и смешно балансирует руками в толстых кожаных рукавицах с мехом внутри. Сзади Анка была похожа на шарик из-за огромной парки и нескольких свитеров. Я опять вспомнил рассказы родителей насчет прагматичности людей Атласа. Анка была одета не хуже миллионерши со швейцарского лыжного курорта. Я представил себе, как на нее глазели нищие люди в городе. Мария купила ей два чемодана дорогостоящего тряпья. И еще одна маленькая деталь.
Когда она стянула рукавицу, чтобы вытереть платочком нос, солнечный луч облизнул грани камней на кольцах. Как и всякий потомственный горный Фэйри, я обязан разбираться в камнях. Два кольца, на среднем и безымянном. Оба сложной огранки, и оба усыпаны изумрудами. Камни по цвету очень шли к ее глазам. Не мое это дело, но примерно на пару тысяч фунтов каждое. В прошлый раз на Анкиных пальцах этих колец не было, как не было и водонепроницаемых часов на запястье стоимостью как минимум пятьсот фунтов. В прошлый раз Анка оставила драгоценности в гостинице, выходит, что стеснялась их носить. А сегодня она собиралась очень быстро и не нашла, куда их спрятать. Раз стесняется носить, значит, подарили совсем недавно. Скорее всего, впервые в жизни подарили нечто подобное…
— Это Маркус, — заметив мое внимание, она поскорее нацепила рукавицу. — Дядя Маркус подарил, еще когда в Калькутте во дворце ночевали…
— Почему подарил? У тебя был день рождения?
— Да нет! — смущенно протянула она. — Просто я плакала сидела, за маму очень беспокоилась. Я же говорю тебе, он добрый, дядя Маркус. Вот, развеселить меня хотел…
Что-то стояло за этой внезапной заботливостью.
Изумруды, чтобы не скучать по маме…
Или чтобы девушка не просилась домой.
Я так и не рассказал ей о телефонном голосе в лесу, как-то не получилось.
Анка пришла к сараю раньше времени и пряталась за углом. Точнее, она думала, что прячется, но любой Фэйри обнаружил бы ее по стуку сердца. Но нам повезло. Никто не заинтересовался чужой девушкой с рюкзаком и термосом. Термос она все-таки прихватила.
Нашей семье принадлежит три снегохода. Три года назад мама боялась ездить одна, но потом привыкла, и папа, через Интернет, купил отдельную машину для нее. Третий снегоход — российского производства, он самый старый, потому что был куплен по случаю, после аварии. Папа купил его после того, как мама сказала, что мы слишком выделяемся в деревне. Папа подарил снегоход всему роду на праздник зимнего равноденствия.
Вообще-то нас любят в деревне и были очень рады, когда мы приехали. И сообща, за лето, построили нам восхитительный дом из целых бревен. Местные Фэйри никогда не нанимают строительные фирмы, это здорово. Когда в первое утро на строительство явились полтора десятка мужчин с топорами и пилами, я почувствовал себя счастливым. Нас действительно приняли в Саянский род! Но немножко мы выделялись. Точнее, не «немножко», мы невероятно сильно выделялись.
У нас, единственных, была антенна и три компьютера, а также телефон со спутниковой связью. Таким образом, только мы могли свободно звонить родственникам по всему миру, и мама не так переживала переезд. Еще у нас имелись кредитные карты, которыми мы не могли толком воспользоваться. Многие наши новые родственники даже не видели никогда банкомат. Не считая Григория с его женой и дяди Сани, ведь они сумели когда-то приехать к нам в Уэльс. И, уж конечно, у местных и в помине не водилось ценных бумаг. А мой папа почти каждый вечер проверял в Сети, как идут дела на биржах, и советовался со своим братом насчет вложений. Мы не сомневались, что вернемся, и ни разу не говорили вслух о том, что лучше бы было уехать в Эльзас, к маминой родне. А потом родился братик, и родители решили, что мы проведем тут еще одну зиму.