Подле Ворчуна примостилась Тётушка-лисица, известная своей хитростью, первая докладчица и поверенная лесного старосты. Нос у Тётушки чуткий, глаз острый, хвост пушистый.
Пришёл на совет и кабан, свирепый и страшный, весь поросший чёрной щетиной. У него крепкое рыло и могучие клыки. Зовут его Хрипун.
Несколько поодаль на камнях залегла целая стая поджарых зверей с белым оскалом острых зубов. Это волки. Их вожак именуется Козодёр.
На сухом суку высокого дуба уселся полосатый зверь с жёлтым хвостом. Это рысь Капризуля.
Зайцы притулились под кустами, ветви деревьев облепило множество птиц, любопытствующих посмотреть, что будет дальше.
Немного времени прошло, когда олень Витой Рог явился на это звериное сборище, ведя за собой перепуганную девочку.
— Вот я её сейчас загрызу! — взвыл волк Козодёр.
— Вот я ей выцарапаю глаза! — промяукала рысь Капризуля.
— Вот я её сейчас клыками распорю! — прохрюкал кабан Хрипун.
— Не потерпим в лесу человека! Не потерпим в лесу человека! — завизжали трусливые зайцы, заверещали птицы.
— Тише, тише, тише, — проворчал староста Ворчун, и все утихли. — Пусть скажет слово олень Витой Рог!
Олень Витой Рог заслонил собой девочку и, гордо выпрямившись, произнёс:
— Клянусь нашим лесным законом и всеми десятью отростками моих рогов, плохо придётся тому, кто посмеет тронуть этого человеческого ягнёнка! Она спасла жизнь моей подруге. Если бы не человеческий ягнёнок, охотники убили бы мою олениху и собаки растерзали бы её в клочья. Кто запретит мне после этого укрывать и кормить человеческого ягнёнка? Наш враг, князь Бодо, убил моего оленёнка. Разреши мне, староста Ворчун, держать человеческого ягнёнка при себе вместо моего оленёнка!
— Нет! Нет! Нет! — закричали звери. — Это человеческое отродье вырастет и погубит всех нас. Оно нас выдаст охотникам.
Олень Витой Рог возразил:
— Посмотрите на это хрупкое создание. У него рассечено колено. Его подбил князь Бодо за то, что человеческий ягнёнок спас мою олениху.
— Бедный человеческий ягнёнок, бедный человеческий ягнёнок! — загалдели птицы на деревьях.
— Пожалей его! Пожалей его! — заверещали зайцы под кустами.
— Съесть его! Съесть его! — взвыли волки.
Староста Ворчун на то сказал:
— Вот уже пять дней, как терновый шип вошёл мне в пятку и я едва хожу. Эй, человеческий ягнёнок, подойди ко мне поближе, чтобы я тебя мог рассмотреть.
Анка почувствовала себя несколько уверенней с тех пор, как зайцы и птицы встали на её сторону, да и Ворчун смотрел теперь добрее. Девочка приблизилась к медведю и сказала:
— Покажи мне, староста, твою больную лапу.
Ворчун протянул ей свою лапу. Анка присела, положила её к себе на колени и быстро и ловко выдернула из неё большой терновый шип. Искусство и доброта человеческого ягнёнка сразу покорили всех зверей. Только волки всё ещё скулили:
— Съесть его! Съесть!
Ворчун повернулся к Тётушке-лисице и проговорил:
— А ты, многомудрая Тётушка, что думаешь ты по этому поводу?
Тётушка ему и говорит:
— Эту бедняжку я знаю давно. Она такая слабая и болезненная, что никакого зла не может нам причинить. Много раз я видела, как она стерегла гусей князя Бодо. Это пастушка Анка. Она спасла олениху, вытащила тебе из пятки шип и ещё поможет нам в будущем прятаться от собак и охотников. Её же нам бояться нечего. А если она нам навредит, нет ничего проще прогнать её из леса. Вот тебе мой совет, и за него ты должен отдать мне на съедение всех гусей князя Бодо.
— Пусть будет так! Пусть будет так! — зашумели звери.
Только волки тянули своё:
— Съесть её! Съесть!
Но тут поднялся Ворчун:
— Слушайте меня, птицы, змеи и звери! Я медведь Ворчун, ваш староста и владыка этого леса, объявляю себя защитником этого человеческого ягнёнка. Пусть она останется с нами в лесу. У неё такие длинные кудри, как пряди спелой кукурузы, и они золотятся на солнце, поэтому мы назовем её Златокудрой. Златокудрая будет жить в логове оленя Витой Рог. И плохо будет тому, кто косо посмотрит на этого человеческого детёныша!
— Златокудрая! Златокудрая! — подхватили птицы и разлетелись по лесу врассыпную.
— Златокудрая! Златокудрая! — разнеслось по полям и лугам.
Звери расходились довольные, что теперь у них в лесу появился друг — человек. Только волки по-прежнему не унимались. И, труся в свои логова, тихо завывали: