Потом настало время возвращаться домой. Все пребывали в той счастливой стадии, когда слово «завтра» ещё что-то значит, но в руке у тебя уже дымится кружка с горячим питьём, щедро сдобренным чем-нибудь, не слишком отличающимся от особой овечьей притирки, которую готовила бабушка Тиффани. Награда для вернувшихся героев! Они побывали на охоте и выжили. Уррра! Охотники пили и прихлёбывали, проливая питьё на свои отсутствующие подбородки.
Но лорд Вертлюг посмотрел на лошадь своего сына Джеффри — единственную лошадь, которая не блестела от пота и чьи бабки не были забрызганы грязью, — и пришёл в ярость.
Братья держали Джеффри, а мать смотрела на отца с мольбой, но лорда ничто не могло смягчить. Мать отвернулась, когда отец мазнул по лицу Джеффри лисьей кровью.
Лорд Вертлюг чуть не лопался от злости.
— Где ты был? Ты должен был быть с нами, когда мы прикончили лису! — ревел он. — Ты у меня будешь охотиться, молодой человек, ты у меня полюбишь охоту! Я охотился с юных лет, и мой отец тоже, и его отец! Это традиция. Традиция, понимаешь ты? Каждый мужчина в нашем роду в твоём возрасте уже отведал крови! Кто ты такой, чтобы говорить, будто это неправильно? Позор на мою голову!
Вот тогда-то он и ударил сына по лицу свежесодранной лисьей шкурой.
Джеффри стоял, и кровь лисицы стекала по его щеке. Он посмотрел на мать:
— Эта лиса была прекрасным созданием! Зачем понадобилось её убивать? Забавы ради?
— Пожалуйста, не зли отца! — взмолилась мать.
— Я ходил в лес смотреть на них, а вы на них просто охотитесь. Разве лиса годится в пищу? Нет. Мы чудовища. Мы, бесшабашные, охотимся и убиваем животных, которых не можем съесть*. Просто ради забавы.
Вжих!
Было больно. Но Джеффри вдруг ощутил, что его переполняет… что? Это было удивительное чувство — чувство, что он может всё исправить. И он сказал себе: «Я сделаю это. Я смогу. Уверен, что смогу!» Он выпрямился во весь рост и высвободился из хватки братьев.
— Я должен поблагодарить вас, отец, — произнёс он с достоинством и решимостью, которых никто от него не ждал. — Сегодня я постиг важный урок. Но я не позволю вам ударить меня снова. Никогда. Больше вы меня не увидите, если только не изменитесь. Вы поняли меня? — продолжал он очень официальным тоном.
Гарри и Хью уставились на Джеффри почти что с ужасом и стали ждать взрыва. А прочие охотники, которые прежде расступились, чтобы дать лорду Вертлюгу возможность разобраться с сыном, перестали притворяться, будто не смотрят на них. Устоявшийся мир охоты пошатнулся, воздух заледенел и, казалось, замер в ожидании.
В звенящей тишине Джеффри отвёл свою лошадь в конюшню, оставив лорда стоять посреди двора, будто каменное изваяние.
Джеффри дал лошади сена, расседлал её и снял с неё уздечку. Когда он чистил коня, подошёл Мактавиш и сказал:
— Вы молодец, юный Джеффри. — А потом с неожиданной прямотой тихо добавил: — Вы сумели постоять за себя, это уж как пить дать. Правильно. Не давайте старому ублюдку измываться над вами.
— За такие слова мой отец может тебя выгнать, — предостерёг Джеффри. — А тебе ведь здесь нравится, верно?
— Ну, тут вы правы, староват я, пожалуй, чтоб заново начинать, — согласился Мактавиш. — Но вы постояли за себя, и никто не мог бы постоять лучше, помяните моё слово. Наверное, теперь вы нас покинете, юный господин?
— К сожалению, да, — признал Джеффри. — Но спасибо тебе, Мактавиш. Надеюсь, мой отец не накажет тебя уже за то, что ты со мной сейчас говоришь.
И тогда самый старый младший конюх в мире сказал:
— Он не выгонит меня отсюда, нет, нипочём не выгонит, покуда от меня какой-никакой толк имеется. Да и вообще, за столько-то лет я уж его изучил. Он ведь что твой вулкан, точь-в-точь. Плюёт огнём куда ни попадя, взрывается, и раскалённые камни летают так, что спасайся кто может, но рано или поздно утихомирится. Кто поумней, просто держится подальше до поры, чтоб на глаза не попадаться. Вы были очень добры и любезны со мной, господин Джеффри. Думаю, вы в матушку свою пошли. Прекрасная женщина, золотое сердце, и так помогла мне, когда моя Молли-то умирала. Я помню. И вас я тоже запомню.
— Спасибо, — сказал Джеффри. — Я тоже буду помнить тебя.
Мактавиш раскурил гигантских размеров трубку, и по конюшне поплыл дым.
— Я так понимаю, вы и своего чокнутого козла с собой прихватить решили?
— Да, — кивнул Джеффри. — Хотя вряд ли тут от меня что-то зависит — как Мефистофель решит, так и будет. Он всегда всё решает сам.