Егор Токарев
Паства
I. «Проповедь»
Сперва черная рубашка, она символизирует, что пастор – это раб Божий, затем белая колоратка под воротник, обозначающая святость и чистоту, и, наконец, темный пиджак, не слишком строгий, скорее свободного стиля, должный подчеркнуть дружеский настрой мероприятия. Ко всему прочему, уже второй месяц стояла сильная жара и более официальный стиль доставил бы ощутимые неудобства. Впрочем, в последнее время казалось, что все вокруг было настроено против жителей крохотного поселения под названием Лим. Непрекращающаяся череда неудач и неприятностей продолжалась уже несколько лет: то местная шахта обвалится, похоронив под тоннами камня и песка полдюжины человек, то засуха не позволит колосьям пшеницы пожелтеть и созреть, после эта же засуха убьет скот местных жителей, оставив людей без работы и надежды на будущее. Постепенно одно накладывалось на другое, и к тому моменту груз трудностей напоминал чугунный пресс на фабрике. Паровые машины наращивали давление, и многотонная громадина давила все сильнее. Многие считали, что черная полоса в жизни Лима рано или поздно закончится, что неудачи не могут вечно преследовать трудолюбивых добрых христиан, но другие были более дальновидны. Население год от года все сокращалось, и если злой рок, нависший над этим местом, не отступит, то Лим рискует превратиться в одно из сотен поселений-призраков, раскиданных по всему западному побережью.
Амброз Магнер – мужчина зрелых лет с черными как смоль волосами был пастором этого угасающего края. Своей гордой осанкой, прямым ясным взглядом и сильным, звонким голосом ему всегда удавалось ободрить и поддержать угасающий дух жителей Лима. Вот и в тот день пастор Магнер подготовил проповедь, должную вдохновить и раскрыть сердца людей, доверившихся ему, для Божьей милостыни.
Судя по шуму и переговорам, все уже собрались. Это воскресенье должно было стать началом перемен к лучшему, поскольку последние несколько недель выдались особенно трудными.
Амброз покинул небольшое внутреннее помещение церкви и взошел на трибуну в главном зале. Потерев шершавую поверхность деревянной кафедры за которой стоял, он поднял взгляд на людей, собравшихся перед ним.
Он знал каждого из них, знал о их проблемах, о их переживаниях и мечтах. Знал, что гложет каждого из его прихожан. Магнер чувствовал присутствие распятия на стене за ним, это придавало ему уверенности и вселяло новый смысл в речи, произносимые с этого места.
Амброз начал говорить. Губы сами собой чеканили ободряющие слова, а его взгляд продолжал скользить по залу и лицам людей, сидящих перед ним. Два десятка человек пришли сегодня на проповедь. Некоторые были сонные, другие увлеченные, а третьи отстраненные, словно находились где-то в другом месте далеко от сюда.
На первом ряду слева сидел старик Филч. Настороженный взгляд его подслеповатых глаз внимательно изучал лицо пастора. Иногда, после очередного предложения проповеди, он задумчиво крякал. За предидущий месяц старик сильно сдал и теперь не мог передвигаться без посторонней помощи. По обе стороны от него сидели Альма и Роберт – дети мистера Филча. Они думали о своем, не обращая никакого внимания на действо вокруг.
В середине зала внимание привлекала другая группа. Фрэнк Гривз – глава семейства выглядел крайне усталым и измотанным. Насколько знал Амброз, его работа на пожарной станции хоть и приносила приличные деньги, требовала огромных физических и моральных усилий, а постоянное напряжение не могло не сказаться на психологическом состоянии мужчины. Почти черные круги под глазами напоминали следы от угольной пыли, а надрывные приступы кашля подтверждали удачность подобного сравнения. Фрэнк не любил ходить на проповеди, даже не пытаясь скрывать это. Между приступами кашля, он то и дело зевал, всем своим видом выражая отношение к подобным религиозным ритуалам.
Его жена Сюзи являлась полной противоположностью супруга. Слишком увлеченная словами пастора, слишком красивая как для этого захолустья, так и для своего мужа и такая несчастная. Амброзу казалось, что по цветам мешков под газами он уже практически безошибочно научился определять их причины. Совсем черные – от работы или душевных терзаний, не дающих покоя, сине-желтые – от выпитого накануне виски, а сине-серые, как сейчас у Сьюзи – от ливня слез, пролитых в прошлую ночь.
Между супругами сидел мальчуган. В прошлом месяце Дэнни исполнилось двенадцать. В тот день вечно бледный и болезненный ребенок был по настоящему счастлив. Родители не орали друг на друга, отец был в добром расположении духа, подарив сыну небольшую лошадку из песочного печенья, а мать испекла великолепный шоколадный торт на запах которого слетелись все осы в округе. Опасаясь за свое «сокровище», Дэнни в один присест съел его. Сейчас мальчуган сидел на проповеди, усиленно над чем-то размышляя. Умный не по годам он всегда вызывал у Амброза радость. Время от времени пастор думал о том, чтобы самому взяться за его воспитание, но все ограничивалось мыслями перед сном и туманными планами.