Когда наконец наступает момент абсолютного единения двух любящих душ, мы испытываем и радость, и горе: их время с нами приходит к концу, они готовятся принять объятия Бога.
Я хорошо помню Антона и Елену – первых, кого я соединил прочными узами – не пошлого брака, практикуемого в миру, – но такими, которые не разрушит сама вечность. В день Единения влюбленных вся паства усердно молится. Мы приветствуем и прощаемся с молодыми людьми, достигшими гармонии, – для нас они теперь возносятся на неизмеримо высокую ступень.
После молитв я провожу обряд. Всем нам хорошо известна триединая сущность Бога. Но мы скорбим в незнании, почему, когда Он создавал Адама, не довел свое творение до совершенства? Мне кажется, у Него был план, но сатана привнес в него необратимые изменения, своим коварством соблазнив Адама и Еву на совершение Первого Греха. Не зря же первые плоды этого союза осквернены кровью и братоубийством. Страсть ослепила наших ветхозаветных предков и сделала их несовершенными, далекими от первоначальной сути Творения. Я же увидел путь к постижению этой сути совершенно отчетливо. Все мы – дети Божьи, однако же распущенность не дает нам обрести истинную форму, задуманную Им. Священное Единение трех сущностей дало нам возможность познать Его замысел в истинном виде.
Человек должен помнить: Бог един в трех лицах. Отец, Сын и Святой Дух. Первый Грех извратил суть Творения, отчего мы с самого рождения неполноценны, как если бы изначальная картина художника претерпела изменения от постороннего участия. Мы – осколки божественного замысла, которым необходимо познать в конце пути Триединство.
И еще человек всегда должен помнить: Бог есть Любовь. Но она не подразумевает соитие тел – это заблуждение грешников. Когда Господь пожелал явиться в наш мир, разве понадобилась Ему невинность Марии? Нет, Он не тронул ее, а раз мы созданы по образу и подобию Божьему, разве не должны тогда и в любви уподобиться Ему?
В первый раз я волновался не меньше Антона и Елены, но не мог позволить себе дать слабину. Я благословлял их и орудовал иглой и крепкой нитью, надежно сшивая тела. Это болезненный процесс, но познавшие безупречную гармонию не боятся страданий. Они знают, что плоть не способна чувствовать и держать внутри высшую любовь, хранимую душами. А потому приходит время, когда необходимо избавиться от плоти, стать выше нее и всего мира. Я плакал, когда видел застывшие лица Антона и Елены, - они выражали безграничное счастье. Их кровь сливалась воедино, их плоть претворялась в единое целое и сами они становились нечто большим, чем были в этом земном мире. Здесь нет места зависти, – только благословению их долгому пути к незамутненной божественности, к высшей форме бытия. Крепко сшитые телесные оболочки, освободившие рожденный в муках Единый Дух, мы похоронили на поляне и затем долго праздновали.
За годы через нашу паству многие достигли этого наивысшего счастья. Моя рука, может быть, не так тверда, как раньше, но моя вера непоколебима. Хотя были и те, кто не смог принять нашего пути. Мы всегда посвящаем им наши молитвы, надеясь, что их слабость будет прощена, ведь Бог воистину милостив.
Я никогда не забуду Марию и того, что нам пришлось сделать для очищения ее души. Она пришла к нам с грузом тяжелых ошибок прошлого. Но я не судил ее. Ее растила мать-одиночка, нисколько не озабоченная нуждами дочери. Пока мать пила, девочка могла наблюдать многочисленных приятелей бесстыжей женщины. Малютке Марии приходилось прятаться в шкафу и закрывать уши, чтобы не слышать гнусных похотливых криков.
Не имея лучшего примера, Мария начала взрослую жизнь, копируя мать. Ее хрупкое сердце зачерствело, она отдала себя в объятия греховных улиц города. Ее тело многие осквернили – она допускала к себе за гроши; даже ее невинность была отдана за бесценок. Мария чувствовала себя жестоко обманутой, и безумие грозило затуманить ее рассудок. Она пыталась убежать от себя в выдуманный прекрасный мир, где царят любовь и доброта. Ее горе было сильно, и в глазах отражалась лишь бездонная пустота, словно дух Марии покинул тело.
Я обнял эту бедную девочку при первой встрече. Мне казалось, она так слаба, что я могу раздавить ее. В деревню Марию привел один из прихожан; он заметил девушку на улице и поразился пустому выражению ее глаз и расплывшейся на лице улыбке, призывающей к запретному удовольствию. Она и после будоражила умы паствы – мужская часть общины ежедневно мучилась от нескромных фантазий. Но девушка была добра душой и нуждалась в спасении. Я не мог отвернуться от нее.