– Да Бог с этим, – отмахнулся Курт растерянно, перехватив ошарашенный взгляд своего помощника. – Ты что же – хочешь сказать, у тебя… что – чудище в шкафу живет?
– Не знаю, не видел, – буркнул Штефан, стискивая пальцы уже до побеления, и Бруно, осторожно взяв мальчика за руки, насильно расцепил ему ладони. Тот вздрогнул, вскинув взгляд к нему, посмотрел на Курта и прерывисто вздохнул. – Я ведь сказал – осознаю, как это глупо. И знаю, что вы мне не верите. Но я боюсь спать в своей комнате, к себе меня мама не берет – говорит, вырос; папа мне не поверил… Почти не поверил: он положил какую-то отраву в уголок шкафа, потому что решил, что, если мне все это не чудится, то это крыса; а духовник велел оставить глупости и стать взрослым. Молись, говорит… Я подумал, что больше мне просить помощи не у кого. Что именно Конгрегация должна заниматься… ну, такими вещами.
– Так… – Курт тяжело выдохнул, взъерошив волосы и опустив в ладони голову. – О, Господи… Ну, пускай. Рассказывай дальше; если, как ты говоришь, ты его не видел, с чего ты взял, что там что-то есть?
– Оно дышит, – отозвался Штефан едва различимо. – Ночью, когда тихо, слышно, как оно дышит – глухо так, словно жеребец, которому накинули одеяло на голову. Я знаю, о чем вы спросите сейчас; да, я звал папу, чтобы он проверил шкаф, но тогда оно замолкает.
– Ясно…
– Не верите, – уныло кивнул тот. – Я так и знал.
– Не стану говорить, что твой рассказ звучит убедительно, – пытаясь подбирать слова помягче, согласился Курт осторожно. – Ты ведь парень взрослый, должен понимать и сам, что подобные истории… гм…
– Такие истории рассказывают друг другу шестилетки, я вполне это понимаю. Я и без того чувствую себя дураком, и я не явился бы сюда, если бы не был перепуган всем этим больше, чем опасностью выглядеть глупо.
От того, как снова не по-детски это прозвучало, стало тоскливо; Курт встретил взгляд помощника, то ли призывая его на подмогу, то ли попросту пытаясь отыскать в его лице некое подобие соболезнования, и тот снова взял мальчишку за локоть.
– Штефан, мы понимаем, что придти вот так в Друденхаус – уже только на это требуется некоторая смелость, – ободряюще произнес Бруно. – Понимаем, что твой случай… не зауряден, и чувствуешь ты себя сейчас не лучшим образом.
– Но вы мне не верите.
– Знаешь, для пользы дела сейчас мы это обсуждать не станем. Как я тебе уже говорил, здесь слышали и видели многое, посему ты просто рассказывай дальше. Есть еще что-то, что ты хотел бы упомянуть?
– Есть, – кивнул парнишка, снова отведя взгляд и опасливо высвободив локоть из пальцев Бруно. – Оно не просто дышит. Сегодня я всю ночь не мог заснуть – только утром, когда стало уже светло, меня сморило. Когда я лег, все сначала было тихо; так всегда бывает – вначале тишина, а потом начинается это, когда дышит… И этой ночью тоже – сперва тишина, потом стал дышать. Только сегодня громче, чем обыкновенно, а потом открылась дверца. Понимаете, сама. – Штефан приподнял голову, вновь сумев выдержать придирчивый и скептический взгляд майстера инквизитора. – Медленно так, тихо, и задышал еще сильнее, как будто ближе…
Мальчишка умолк, и на бледные щеки вновь вернулась краска; не дождавшись продолжения, Курт, едва сдерживая зевок, подстегнул его довольно резко:
– Ну, и?
– Я закричал, – тихо признался мальчишка, насилу выдавливая из себя слова и опять отвернувшись. – Прибежал папа, зажег светильник, открыл дверцу…
– И? – уточнил теперь уже помощник, когда Штефан вновь замолчал; тот огрызнулся, бросив в его сторону раздраженный взгляд:
– А то не знаете! Никого там не было – только мои вещи. Папа оставил светильник на столе, и дверь больше не открывалась, но он сказал, что сделал это в первый и последний раз, потому что спать с огнем опасно. А днем я слышал, как они с мамой говорили о том, что это все у меня из-за того, что мне стали «мало уделять внимания»… – Штефан переглянулся с каждым из собеседников, словно призывая их снизойти вместе с ним к наивности родителей, и смущенно передернул плечами. – Мама сказала, что мне надо подарить щенка или котенка и больше времени проводить в мастерской с отцом, чтобы я чувствовал себя занятым. Я знаю, это им духовник наговорил – он тоже в наш последний разговор все время выспрашивал, не в обиде ли я, что меня выгнали в отдельную комнату и что теперь почти все внимание сестренке… Но мне, понимаете, нравилось, что у меня своя комната, и мне нравится, что у меня сестренка, я ее очень люблю, и я вовсе не пытаюсь «привлечь к себе внимание». Мне действительно страшно. И все это мне не показалось, и это не крыса, не мыши, не что-то живое, это что-то страшное и… Помогите мне, – попросил он вдруг тихо и жалобно, окончательно растеряв остатки своей напускной взрослости. – Мне недавно исполнилось одиннадцать, и я понимаю, что в моем возрасте стыдно бояться темных углов, чудищ в шкафах и под кроватями, но это – не просто детские страхи. Поверьте мне. Я не вру. Там что-то есть.