- Так... - Курт тяжело выдохнул, взъерошив волосы и опустив в ладони голову. - О, Господи... Ну, пускай. Рассказывай дальше; если, как ты говоришь, ты его не видел, с чего ты взял, что там что-то есть?
- Оно дышит, - отозвался Штефан едва различимо. - Ночью, когда тихо, слышно, как оно дышит - глухо так, словно жеребец, которому накинули одеяло на голову. Я знаю, о чем вы спросите сейчас; да, я звал папу, чтобы он проверил шкаф, но тогда оно замолкает.
- Ясно...
- Не верите, - уныло кивнул тот. - Я так и знал.
- Не стану говорить, что твой рассказ звучит убедительно, - пытаясь подбирать слова помягче, согласился Курт осторожно. - Ты ведь парень взрослый, должен понимать и сам, что подобные истории... гм...
- Такие истории рассказывают друг другу шестилетки, я вполне это понимаю. Я и без того чувствую себя дураком, и я не явился бы сюда, если бы не был перепуган всем этим больше, чем опасностью выглядеть глупо.
От того, как снова не по-детски это прозвучало, стало тоскливо; Курт встретил взгляд помощника, то ли призывая его на подмогу, то ли попросту пытаясь отыскать в его лице некое подобие соболезнования, и тот снова взял мальчишку за локоть.
- Штефан, мы понимаем, что придти вот так в Друденхаус - уже только на это требуется некоторая смелость, - ободряюще произнес он. - Понимаем, что твой случай... не зауряден, и чувствуешь ты себя сейчас не лучшим образом.
- Но вы мне не верите.
- Знаешь, для пользы дела сейчас мы это обсуждать не станем. Как я тебе уже говорил, здесь слышали и видели многое, посему ты просто рассказывай дальше. Есть еще что-то, что ты хотел бы упомянуть?
- Есть, - кивнул тот, снова отведя взгляд и опасливо высвободив локоть из пальцев Бруно. - Оно не просто дышит. Сегодня я всю ночь не мог заснуть - только утром, когда стало уже светло, меня и сморило. Когда я лег, все сначала было тихо; так всегда бывает - вначале тишина, а потом начинается это, когда дышит... И этой ночью тоже - сперва тишина. Потом стал дышать. Только сегодня громче, чем обыкновенно, а потом открылась дверца. Понимаете, сама. - Штефан приподнял голову, вновь сумев выдержать придирчивый и скептический взгляд майстера инквизитора. - Медленно так, тихо, и задышал еще сильнее, как будто ближе...
Мальчишка умолк, и на бледные щеки вновь вернулась краска; не дождавшись продолжения, Курт, едва сдерживая зевок, подстегнул его довольно резко:
- Ну, и?
- Я закричал, - тихо признался тот, насилу выдавливая из себя слова и опять отвернувшись. - Прибежал папа, зажег светильник, открыл дверцу...
- И? - уточнил теперь уже помощник, когда Штефан вновь замолчал; тот огрызнулся, бросив в его сторону раздраженный взгляд:
- А то не знаете. Никого там не было - только мои вещи. Папа оставил светильник на столе, и дверь больше не открывалась, но он сказал, что сделал это в первый и последний раз, потому что спать с огнем опасно. А днем я слышал, как они с мамой говорили о том, что это все у меня из-за того, что мне стали «мало уделять внимания»... - Штефан переглянулся с каждым из собеседников, словно призывая их снизойти вместе с ним к наивности родителей, и смущенно передернул плечами. - Мама сказала, что мне надо подарить щенка или котенка и больше времени проводить в мастерской с отцом, чтобы я чувствовал себя занятым. Я знаю, это им духовник наговорил - он тоже в наш последний разговор все время выспрашивал, не в обиде ли я, что меня выгнали в отдельную комнату и что теперь почти все внимание сестренке... Но мне, понимаете, нравилось, что у меня своя комната, и мне нравится, что у меня сестренка, я ее очень люблю, и я вовсе не пытаюсь «привлечь к себе внимание». Мне действительно страшно. И все это мне не показалось, и это не крыса, не мыши, не что-то живое, это что-то страшное и... Помогите мне, - попросил он вдруг тихо и жалобно, окончательно растеряв остатки своей напускной взрослости. - Мне недавно исполнилось одиннадцать, и я понимаю, что в моем возрасте стыдно бояться темных углов, чудищ в шкафах и под кроватями, но это - не просто детские страхи. Поверьте мне. Я не вру. Там что-то есть.
Курт, уже готовый снисходительно похлопать мальчишку по плечу и спровадить ненужного посетителя восвояси, запнулся на первом же звуке, неприятно ошарашенный этой внезапной переменой в его поведении и выражением полной беспомощности на бледном испуганном лице. Только сейчас он осознал, что отделаться общими фразами и расплывчатыми обещаниями «рассмотреть» и «заняться» не получится, что любую подобную ложь Штефан Мозер увидит, почувствует; что уже сейчас он готов услышать в ответ очередную насмешку и вместе с тем надеется на слова утешения и поддержки...