- Обязан, - пожал плечами он, снова обернувшись на дверь. - И завтра вправду намерен справиться, как мне быть; вернее всего, с пометкой «отказано в расследовании» все это завтра же и уйдет в архив.
На его лицо помощник покосился с заметной настороженностью, вдруг перестав улыбаться, и нахмурился с подозрением, отступив даже на шаг назад.
- Что-то мне в твоих глазах не нравится, - заметил он тихо. - Ты же не полагаешь всерьез, что в этом есть хоть намек на истину?
- Разум говорит, что я так думать не должен, однако отчего-то мне его поведение не по душе.
- Что - снова болит голова?
Курт усмехнулся невесело, отмахнувшись:
- Нет, Бруно, голова у меня начинает болеть тогда, когда я неосознанно заметил что-то, но не могу этого уразуметь и осмыслить явно, а сегодня я осознаю, что именно мне кажется подозрительным. Уж больно обстоятельно он все это рассказывал; к тому же - парень и в самом деле боится, боится по-настоящему.
- Уже через полчаса от первого слова дети верят и сами в то, что говорят, - возразил Бруно серьезно. - Или ему попросту снятся кошмары, или в его шкафу поселилась крыса... Господи, не можешь же ты в это верить! Неужто вы в вашей академии не травили подобных баек сами?
- В академии... - повторил он с ностальгической улыбкой. - В академии знали, чем привлечь к учебе оболтусов вроде меня: с первых же уроков нам невзначай, как бы между делом, начали рассказывать легенды и правдивые истории о вервольфах, стригах и прочей живности - с кровавыми подробностями. Одиннадцати-, двенадцатилетки с уличной закалкой; что еще нас могло заинтересовать?.. Нам было любопытно, мы слушали, после просили нечто схожее в библиотеке, а от этого переходили и к иному чтению... Посему наши страшные повествования были более, так сказать, наукообразными - без всего того, что друг другу пересказывают вот такие детишки.
- А до академии?
- До? Пока родители были живы - у меня не было друзей. Да и шкафа у меня тоже не было, к слову заметить, и под моей кроватью если б и уместилось какое чудовище, то таких размеров, что его можно было б раздавить пальцем. А когда оказался на улице... В среде уличных детских шаек и без того есть о чем поговорить, и жизнь там временами страшнее любой страшной сказки, отчего обычные байки вроде жутких чудищ в доме как-то прошли мимо меня. А у тебя в детстве жило чудовище под кроватью?
- Мои два чудовища жили в соседней комнате, - засмеялся помощник в ответ, пояснив на его вопросительный взгляд: - Отца вечно не было дома - постоянно в работе; мать умерла, производя меня на свет... ты ведь все это знаешь; так что даже обычных сказок перед сном мне рассказывать было некому. Оба брата тоже работали с утра до вечера, и я оставался наедине со старшими сестрами, которые изводили меня, как могли, посему при такой родне, поверь мне, никаких чудовищ не надо. Ты бы, кстати сказать, их проверил - обе наверняка ведьмы и надеялись меня рано или поздно уморить... Но, - чуть сбавив шутливый тон, продолжил Бруно, - я так полагаю, ты не о том спрашиваешь. Да, что-то такое было - давно, в глубоком детстве, как выразился этот паренек. Сдается мне, любой ребенок опасается чего-то подобного, даже если никогда не слышал ни одного рассказа на эту тему. Mens semper, quod timet, esse putat[2], знаешь ли.
- Или это память души, - откликнулся Курт уже почти серьезно. - Каждый из нас знает, что там, в темноте, существует что-то или кто-то, даже если никогда не видел этого. Дьявол, демоны, чудовища, кто угодно - мы просто знаем, что они там есть, и знание это рождается вместе с нами.
- Или попросту возникает после того, как наслушаешься проповедей от нашего ревностного священства, - хмуро предположил Бруно; он нарочито строго погрозил кулаком:
- От помощника инквизитора слышу еретические намеки?
- Арестуй меня, - фыркнул тот и, сочувствующе похлопав его по плечу, развернулся к двери. - Приятно провести время за отчетом, майстер инквизитор.
Глава 1.
Представить то, что помощник наименовал громким словом отчет, на суд старшим сослуживцам Курт решился не сразу; пробудившись поутру и явившись вновь в Друденхаус, перечтя написанное минувшим вечером, он скептично покривился над собственными же словами. Теперь, на свежую голову, все записанное казалось еще более бредовым и лишенным смысла, и Курт был убежден, что старшие поднимут его на смех, и это лишь в лучшем случае...
Собственно, называть обоих своих сослуживцев «старшими» он продолжал скорее инерционно, да еще по той причине, что каждый из них годился ему в отцы - поскольку прошлое его дознание, кроме разочарований, ран и мучений, принесло также и повышение в чине, вознеся дознавателя четвертого ранга Курта Гессе сразу до ранга второго, теперь de jure он пребывал с ними наравне. Однако, вполне отдавая себе отчет в их несомненно большей опытности, он держался по-прежнему уважительно с обоими, помня о том, что учиться ему предстоит еще многому, невзирая на лестные отзывы сверху и отмеченные не раз начальством отличную интуицию и дотошность. Сегодня их совет был просто необходим; ответ каждого из них Курт знал заранее, однако рассказать о вчерашнем посетителе все же решился. Как он и ожидал, оба, выслушав его рассказ, разразились смехом и ехидными колкостями, призывая его сознаться в том, что и сам до сей поры заглядывает под кровать, прежде чем лечь в нее ночью.