Хальтер выглядел усталым, однако, если усталость в лице главы кельнского Друденхауса была какой-то привычной и словно сжившейся с ним, то лицо бюргермайстера выражало утомление, каковое испытывать ему доводилось явно нечасто. Отвечая на приветствие, Курт всеми силами старался соблюсти в лице должную уважительность; дабы изгнать из мыслей и ощущений неприязнь к человеку напротив себя, он припомнил множество весьма полезных дел, совершенных при новом бюргермайстере, включая поддерживаемое до сих пор равновесие между буйствующими студентами, добрыми горожанами, торговцами, остатками уличных шаек и нищими, что, по чести сказать, все же требовало некоторых умственных и физических напряжений. Кроме того, когда Друденхаусу потребовалась дополнительная стража, бюргермайстер прислал людей, не дожидаясь даже просьб - по личной инициативе...
- Нам с вами не доводилось до сей поры беседовать очно, - заметил Хальтер, - и хочу воспользоваться случаем, дабы выразить свое восхищение по поводу преступления, расследованного вами этим летом.
На мгновение Курт стиснул губы, чтобы не улыбнуться невпопад; ему вообразилось мигом то, как было возможно беседовать с ним не очно (перекрикиваться с крыш Друденхауса и ратуши, не видя друг друга?..), и отметилось восхищение преступлением, по поводу которого он проводил дознание. При желании после таких слов еще лет тридцать-тридцать пять назад бюргермайстера можно было бы прихватить за сочувствие к еретикам...
- Моя работа, - отозвался он просто и, не спросив дозволения, уселся на высокий стул напротив совершенно пустого, если не считать одинокой чернильницы, стола. - Вы просили меня явиться незамедлительно; случилось что-то, что должно заинтересовать Конгрегацию?
Тот вздохнул, обойдя стол, и тяжело приземлился напротив, упершись в него локтями.
- Не знаю, - ответил Хальтер, наконец, и, встретя его удивленный взгляд, кивнул: - Сейчас я все проясню, майстер Гессе. Вам придется набраться терпения и выслушать некую историю, дабы иметь перед собою полную картину событий.
- Я слушаю, - согласился Курт коротко, и тот снова вздохнул; в мысли пришло, что слишком много вздохов он слышал за последние сутки, и это не к добру...
- Ведь в Друденхаусе уже известно, что вчерашним днем пропала девочка, верно? - почти без вопросительных интонаций произнес бюргермайстер, и Курт молча кивнул. - Сегодня утром мы намеревались начать поиски; начать думали с опроса знакомых матери и подруг самой девочки - ведь всякое может быть, вы понимаете...
Прав был Райзе, отметил он мысленно, снова кивнув - не то соглашаясь с услышанным, не то попросту показав, что слушает внимательно.
- Девочка из хорошей семьи, - продолжал тот, - но и это вы уже наверняка тоже знаете... Ее родители поставляют лед для всего Кельна; не думайте, что это не Бог весть какое занятие - занятие это сложное, требующее затрат и, в результате, прибыльное, и от него зависят многие, кто уже привык слаживать свое дело с поставками льда. Мясники, знаете ли, молочники... Сейчас родители в беспокойстве, я б сказал - в панике; если это помешает их работе, каковая, скажу вам откровенно, уже несколько сбилась, то убытки понесут многие, а вместе с ними и городская казна... Но, простите, я увлекся, хотя и сказано все это было для того, чтобы пояснить вам, сколь серьезно произошедшее... - Хальтер исподволь бросил взгляд на Курта и, не увидев на его лице раздражения, вновь разразился тяжелым воздыханием. - Итак, нынешним утром мы намеревались начать поиски; и мы их начали. Наши дознаватели уже занялись опросом знакомых, но вдруг произошло непредвиденное - к магистрату явился мусорщик, чтобы дать свидетельские показания.
Кстати, еще и мусорщики, прибавил Курт еще одну заслугу к списку положительных черт бюргермайстера Хальтера; на своем веку городов он повидал всего ничего, однако мог поручиться за то, что в подобной чистоте содержались явно немногие. Разумеется, весной под ногами хлюпала грязь, на улицах чавкали лужи, однако гниющих отбросов, выметаемых жителями из домов и сбрасываемых из окон, не накапливалось: мусорщиков было двое, работали они сравнительно аккуратно, а жители, не желающие блюсти чистоту города, штрафовались с завидной исправностью.