Работа над больницей заняла Ингрэма на некоторое время и завоевала ему большое признание со стороны жителей города. Одновременно близилось к завершению строительство другого здания — верный признак того, что старые дни Биллмэна сочтены и цивилизация наконец взяла этот дикий городок в свои руки. Однажды к Ингрэму пришел худой маленький мужчина, такой иссохший и сгорбленный, что казался типичным порождением пустыни, созданным природой, чтобы жить долго безо всякой влаги. Его обтянутая кожей шея торчала из воротничка, окружности которого хватило бы, чтобы с удобством вместить шею великана. Его обувь нельзя было назвать опрятной. И когда он остановил свой меланхоличный взгляд на священнике, тот не сомневался, что визитер является очередным представителем племени бродяжек, докучавших ему время от времени.
И тогда маленький человечек сказал:
— Я шериф Тед Коннорс. Давно решил основать в городе тюрьму, потому что, сдается мне, удобнее места для тюрьмы не найти. Она никогда не будет пустовать. И я хотел бы узнать, как вам удалось заставить здешний народ раскошелиться на благое дело?
Они проговорили целый час, обсуждая всевозможные пути и средства. А уже на следующий день в верхнем слое песка была вырыта неглубокая траншея, ознаменовавшая собой начало строительства тюрьмы. Тюрьма была готова в течение всего лишь нескольких дней. А иссохший маленький шериф побрел из города, переложив свою работу на плечи более молодого, более крупного и более внушительного заместителя Дика Бинни.
— Теперь, когда у нас есть церковь и тюрьма, — сказал мистер Васа, — можно сказать, что Биллмэн как следует захомутали. А?
Ингрэм согласился. Он считал, что нужно подождать лишь несколько недель, пока беззаконие и грубость, имевшие место в городе, пойдут на убыль. Ему представилась возможность лично вкусить это беззаконие. Однажды ночью (накануне в городе открылась больница и в ней разместились первые пациенты, жертвы взрыва в шахте) в лачугу Ингрэма вошли люди в масках и пригласили его пойти с ними.
Они привели священника на главную улицу, которая в этот час была особенно пустынна, а затем вывели из города. Под одиноким деревом неподалеку собралась небольшая толпа. Там же стоял мужчина со связанными за спиной руками; на его шею была накинута веревочная петля; другой конец веревки был переброшен через сук над его головой.
Ингрэм понял, что оказался перед отрядом так называемого «комитета бдительности».
— Это вот Чак Лэйн, — сказал священнику хриплый голос. — Он хочет поговорить с тобой, парень, прежде чем будет повешен. Приступай и заканчивай поскорее. Спать хочется!
— Вы намереваетесь повесить этого человека? — спросил Ингрэм. — Без судебного процесса?
— Уф! — сказал предводитель толпы. — Разве тебя это касается? Послушай-ка, парень, если ты собираешь спорить, можешь поворачиваться и топать домой. Чак украл лошадь, он — подлец, и его за это повесят. Хватит с нас «заимствований» лошадей — в последнее время их было слишком много. И Чак будет примером номер один. Если тебе есть что сказать, скажи это Чаку, ладно?
Ингрэм размышлял недолго. В конце концов он был совершенно беспомощен перед этими вооруженными парнями. Протест не принесет пользы; он просто лишит жертву того душевного покоя, которого она желала.
Когда священник подошел к человеку с петлей на шее, остальные, с неожиданной любезностью, отступили назад, образов широкий круг.
— Все в порядке, ребята, — бодро сказал Чак Лэйн, заметив это движение. — Все, что я собираюсь сказать, может быть услышано и вами, джентльмены.
— Чак, — начал священник, — вы признаете себя виновным в преступлении, в котором вас обвиняют?
— Преступлении? — переспросил Чак. — Если позаимствовать лошадь, когда человек очень спешит, является преступлением — тогда, конечно, я виновен! Слушай, парень, разве за тобой ради этого послали? На самом деле я хочу узнать у тебя кое-что.