Есаул взял командование «парадом» на себя и всё исполнил в точности. Поэтому, когда толпу пленных вывели из пакгауза и поставили вдоль длинной, испещрённой пулями стены, то злые напряжённые физиономии казаков произвели нужное впечатление на, разом притихших, блатарей. Даже подошедшему поглазеть на представление полковнику показалось, что казаки выглядывали из-за пулемётов, как голодные, злые цепные псы из собачьей будки. Спустит хозяин с цепи, и разорвут стайку дворовых котов на кровавые ошмётки. Солдатский строй, ощетинившийся зловеще сверкающими на солнце штыками, тоже не добавлял оптимизма блатной компании.
— Требуем суда по законам Временного правительства! — раздался выкрик какого-то оптимиста из глубины толпы пленников, растянувшейся вдоль стены. — Нам Керенский свободу дал.
— Дезертиров судят по законам военного времени, — вышел чуть вперёд есаул и поднял оголённую шашку. — И мера наказания одна — расстрел! Рота, цельс!
От такого резкого оборота дела у блатной братвы дыхание перехватило. Никто, оказывается, не собирался возиться с преступниками. Каждый знал грешок за собой, но настоящих дезертиров были единицы. Большинство из пленённых урок только весной вышло по амнистии из тюрьмы и, попросту, даже никем не призывалось на фронт.
— Приостановите казнь! — внезапно разнёсся громкий голос вышедшего из-за спин солдатской шеренги чернобородого верзилы, облачённого в монашескую рясу. Лик его тоже был грозен, но поднятый над головой медный крест сверкнул лучом надежды. — Есаул, дайте шанс грешникам покаяться перед смертью.
В толпе обречённых взорвался гомон криков. Все взывали к справедливости, но никто не решался шагнуть из тени от высокой стены пакгауза к залитой солнечным светом полосе, контролируемой чёрными зрачками винтовочных и пулемётных стволов.
— Кто желает покаяться и вступить в святое воинство, дабы искупить свою вину кровью — сделайте лишь шаг к истинному свету и преклоните повинную голову! — громко на распев читал, словно молебен служил, рослый батюшка. Он не слушал суетных оправданий грешников, а лишь призывал к спасительному действу.
И будто подгадав момент, налетел жуткий порыв ветра, поднявший из-под стены наметённую временем пыль. Серое облако удушливой волной накатилось на грешников, засоряя глаза и забивая ноздри. Почти на ощупь, неосознанно люди делали шаги к спасительному свету. Лишь выйдя на солнечную сторону, чувствовали неимоверное облегчение, словно сбрасывали с плеч невидимый, давящий груз. Дышать становилось легко и свободно, только глаза слезились, очищаясь от пыли тёмной скверны.
Откуда ни возьмись, перед бредущей к свету плачущей паствой возникли письменные столы с форменными бумажными бланками. Требовалось лишь вписать личные данные рекрута и получить подпись. По уговору с полковником присланные писари споро оформляли документы, почти что, добровольцев. Никто из ступивших на спасительный путь грешников не желал возвращаться в давящее душу и тело серое марево в тени гиблого пакгауза. Люди надеялись на продолжение жизни, на возможность сбежать по пути следования эшелона к фронту или чуть позднее уползти из полевых окопов. Может, кого-то поймают, может, расстреляют, но шансов выжить потом будет гораздо больше, чем у оставшихся стоять под прицелом обозлённых казаков. Суровых палачей не разжалобить стенаниями о гуманности и милосердии законов Временного правительства. В том, что «псы самодержавия» с удовольствием разорвут дезертиров на части острыми зубами пулемётных лент — не сомневался никто.
Когда все грешники единодушно подписались в мобилизационных документах, рекрутов построили в длинную колонну, и под конвоем повели на склады, переодеваться в солдатскую форму. Лишённые вожаков, усталые и голодные, полностью деморализованные бандиты понуро брели по запасному пути, спотыкаясь о шпалы.
— Отлично сыгранный спектакль, господа, — подойдя к Алексею и есаулу, похлопал в ладоши полковник. — Я сам чуть не прослезился, глядя на искреннее раскаяние грешников. Да и остальная массовка у вас хороша. Особенно казачки замечательно роли палачей сыграли. Я уж подумал, что кто-то из них вот — вот сорвётся и полоснёт пулемётным огнём по толпе. Фарс удался на славу.
— Приказа не было, потому и не стреляли — недовольно нахмурившись, козырнул начальнику эшелона новый комендант города, — Господин полковник, разрешите обратиться к батюшке Алексею?
— Могли бы, есаул, и не спрашивать разрешения, — криво усмехнулся полковник. — После телеграфной «молнии» из ставки командующего фронта, я теперь уж и не знаю, кто тут чином старше.