— А эрри Удбурд? — едва Стоящий-у-Оси произнес это имя, как эрри Орбис Версус нахмурился.
— Вы совершенно точно вычленили самое проблемное звено. Я рад, что Держащие Круг не ошиблись в своем выборе, избрав вас Стоящим-у-Оси.
— Спасибо, почитаемый эрри, но все же вернемся к разговору, — эрри Аркс, привстав, поклонился собеседнику и вновь устремил на него свои темные, почти черные внимательные глаза.
— Итак, эрри Удбурд, — Поворачивающий Круг усмехнулся, — пожалуй, самый могущественный Пастырь из Изгнанных. Владелец Черепа Атиса, создатель Нового Пути, бывший Стоящий-у-Оси, непримиримый противник поступательного развития живущих и смертных. Бунтарь. Гений… Злодей! Из-за него Великий Круг навечно потерял Ларец Желаний…
— Я слышал, почитаемый эрри, что буквально на днях эрри Удбурд, до того скрывавшийся даже от Наблюдающих Великого Круга, проявил себя, дезактивировав Пирамиду Забвения…
— Удивлен вашей осведомленностью, почитаемый эрри! — Поворачивающий Круг на мгновение помрачнел: он не любил, когда из его ведомства случались утечки информации. — Да, это действительно так. Мы считаем, что неугомонный эрри Удбурд вновь затеял какую-то многоходовую дьявольскую комбинацию…
— Будут ли приняты меры по его нейтрализации? — осведомился Стоящий-у-Оси.
— В свете ожидаемого прорыва Хтоноса такой Пастырь, каковым является эрри Удбурд, куда полезнее для Великого Круга свободным и полным сил, нежели нейтрализованным и лишенным энергии. Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы, почитаемый эрри, и теперь мы можем перейти к текущим делам?
— Без сомнения, эрри Орбис Верус…
Глава третья
Илья быстро шагал по Ленинскому проспекту, без разбору ступая в мутные стылые лужи. Ноги давно промокли, но он не замечал этого. Обида, душившая Илью, постепенно переродилась в злость, и злость эта требовала немедленного выхода.
«Твари! Одни твари кругом! Твари Хтоноса, твари Пастыри, и Зава — тоже тварь!» — ярился Илья, стискивая зубы и сжимая кулаки в карманах пальто.
Выпитый кофе разогрел кровь, но не принес ожидаемой бодрости. Наоборот, как ни старался Илья, его тело словно бы подчинялось чьей-то чужой воле — ноги то и дело заплетались, мышцы сотрясала странная, будто бы похмельная дрожь. Его бросало то в жар, то в холод.
«Да что со мной такое? Неужели это последствия посещения кубла? Зава сказал, что это скоро пройдет…» — Илья остановился у витрины Трансагентства, вытащил мятую сигарету и, отвернувшись от секущего дождя пополам со снегом, прикурил.
«Надо отвлечься. В ближайшие дни я все забуду. Ну и пусть! Не было ничего. Не было! Но Зава… Тоже мне друг… Сволочь! Скромный клерк… Тьфу! Может, на бумагу все записать, пока не поздно?» — последняя мысль показалась Илье здравой, но он тут же понял, что это не поможет — вряд ли многомудрые Пастыри не учли все мелочи и нюансы.
— Молодой человек… — раздался у Ильи за спиной женский голос, — вам плохо? Как вы себя чувствуете?
— А? — он обернулся и увидел пожилую даму гламурной наружности, которая участливо смотрела на него.
— Что с вами?
— С-спасибо, все нормально… Я просто задумался, — выдавил из себя Илья, посмотрел на отражение в синеватом витринном стекле, возле которого стоял, и впервые за это сумасшедшее утро усмехнулся: «Хорош гусь! Грязный, мокрый, небритый, с потухшим бычком в руке. Так и впрямь за больного или наркомана посчитают…»
— Все кончилось! — вслух сказал он и неловко поклонился сердобольной даме. — Спасибо вам за чуткость, мадам!
И зашагал прочь, по-прежнему сжимая пальцами мокрый окурок.
«Та-ак. Все, Илюха, все! Жизнь твоя делает крутой зигзаг! Хватит валять дурака, пора заняться делом. Значит, перво-наперво: решаю проблему с работой! Второе: женюсь! То-то радость для предков будет!» — от этой мысли Илье на мгновение стало тепло и хорошо. Он улыбнулся, перескочил глубокую, полную талого снега лужу и свернул к остановке — сквозь серую пелену маячил приближающийся троллейбус, облепленный яркой рекламой.
Вообще-то, две эти проблемы — работа и женитьба — давно являлись для Ильи главной трудностью в отношениях с родителями.
После получения диплома экономиста, которое последовало вскоре после жутких событий, связанных с Удбурдом, Илья впал в затяжную депрессию. С несколькими фирмочками, в которых он подрабатывал приходящим бухгалтером, как-то само собой сложилось расстаться, а для поисков нового, постоянного и солидного места работы у Ильи банально не хватало ни сил, ни желания.
Каждое утро в квартире Приваловых теперь начиналось с маминого монолога:
— Илюша! Как у тебя с работой? Ты звонил в кадровые агентства? А резюме ты составил? Имей в виду — я не попрекаю тебя, но все же пора бы задуматься и о своем материальном статусе. Мы с отцом не вечные…
Невечный отец мать тут же поддерживал, давя на самолюбие сына:
— Посмотри, Илюха, как твои одноклассники, говоря современным языком, приподнялись! Они времени не теряют! Машины, квартиры… У многих уже по второму ребенку. Вот что значит грамотно созданная материальная база!
После упоминания о детях опять подключалась мама. Это был ее второй сольный выход с драматическим уклоном:
— Илюшенька, сынок… Ты пойми — мы ведь уже не молодые. Да и ты не юноша, кстати. Ты о личной жизни-то что думаешь? Ну не век же тебе бобылем ходить… Я вот смотрю — неприкаянный ты какой-то. Это потому что неженатый! Семья — великое счастье, уж поверь мне! Ты у нас парень видный, самостоятельный, с профессией.
— Мама, ну не могу же я жениться вот так, с бухты-барахты! — горячился Илья. — Что мне, с плакатом ходить: «Ищу жену»?
— С плакатом не надо, — с серьезным лицом вмешивался Александр Иванович, — просто обращай больше внимания на девушек. Свою половинку ты узнаешь из тысяч…
— Да уж. Сразу вспоминается переделанная песня «Корней», очень подходящая в качестве гимна для судмедэкспертов: «Ты узнаешь ее из тысячи. По ушам, по фрагментам задницы!» — пытался отшучиваться Илья, но мать была настроена решительно:
— Может, ты знакомиться стесняешься? Хочешь, я тете Вале Проскуриной позвоню? У нее три племянницы, одна другой лучше… Сходим в гости, пообщаемся…
Итог подобных разговоров всегда был один — Илья фыркал, злился и убредал в свою комнату. Там, окинув взором полки с книгами, пыльную деку музыкального центра и не менее пыльные телевизор и монитор компьютера (убираться у себя он никому не разрешал, а сам давно уже не брал в руки ни пылесос, ни тряпку), Илья ложился на кровать, закидывал руки за голову и тупо рассматривал трещины на потолке.
Самое печальное во всей этой истории было то, что родители с их искренним беспокойством за судьбу сына всегда попадали в точку. Илья и сам постоянно думал и о работе, и об отношениях с противоположным полом.
Но словно некое черное проклятие повисло над его головой — с работой ничего не получалось, а девушки… Всех их для Ильи заменила одна-единственная, и как на грех, именно та, с которой, он был убежден в этом, у него никогда ничего не будет…
Яну Коваленкову после памятного и донельзя идиотского разговора у разобранного пулемета в подземелье графа Торлецкого и битвы с Удбурдом в Дарвиновском музее Илья видел всего четыре раза на пятничных чаепитиях, которые устраивал граф.
Традиция эта вскоре прервалась. Первым «отвалился» Зава — улетел в Лондон. Затем майор Громыко, уволившийся из органов, сообщил, что нашел работу, о которой мечтал всю жизнь. Таинственное это заявление он сделал по телефону, после чего исчез и с тех пор не появлялся.
Вслед за своим бывшим начальником пропала и Яна. Илья попытался навести справки, но все, что ему удалось выяснить, — что лейтенант Коваленкова подала рапорт с просьбой об увольнении и ныне находится в отпуске за свой счет.