– Проводник? Цык. Одет как моряк. Цык. Глянь-ка его карманы. Ты, как тебя. Чего к нам только сейчас? Цык, цык. Проводника давно ищем. Кто тебя в городе знает? С кем работал? Поручители есть?
– Говорить буду только с главным, – вот и самый скользкий момент. – Передайте наверх: за меня поручится Лайл Гроски.
Моё имя произвело эффект: молодчик уважительно цыкнул зубом и тут же пропал. Судя по грохоту шагов – кинулся бегом, сперва по коридорам потом по лестнице.
Вызов сквозника обжёг бедро. Наверняка из питомника – я задержался в Трестейе. И извини, Гриз, – задержусь ещё самую малость, потому что если он жив и здесь...
Гул отдалённых переговоров, эхо голосов и торопливые шаги – многие, грузные, и не узнать – есть ли из них та самая походка, тот самый…
– …видишь ли, идиот ты этакий, единственный, за кого поручится Лайл Гроски – это Лайл Гроски, ты уж мне поверь, это наша старая шуточка…
Голос ударил внезапно, и зрение размылось и поплыло внезапно тоже – так что я не сразу смог рассмотреть того, имени которого я когда-то не назвал.
Потом он наконец-то соткался передо мной: не такой стройный, как раньше, зато всё с той же улыбкой – широкой, во всю душу.
– Давно не видались, братишка, – сказал кузен Эрлин.
И распахнул объятия.
КОРАБЛИ ПЛЫВУТ. Ч. 3
МЕЛОНИ ДРАККАНТ
Сквор начинает орать в полдень.
У зверей явно какой-то свой Корабельный День, и они развлекаются как могут. Шнырок Кусака свалил через очередной подкоп, и нашли мы его в комоде у Лортена. Единогор-драккайна Вулкан решил, что сырое мясо – не для него, и начал требовать бифштексы средней прожарки. Грифона Ирла одолело желание летать. Ещё у меня палец забинтован. Потому что на нём повис тхиор Маркиз. Посчитал, что я маловато внимания уделяю его милости. Хорошо – вполсилы повис, но вот остальные кинулись на защиту и вцепились ему в ляжки. В общем, пока растащила…
Так что от Сквора я жду чего-нибудь в духе «Кишки!» пополам с песнями нойя. Но горевестник вздрагивает, вытягивается в струнку и начинает как заведенный:
– Гроски! Гроски! Гроски! Гроски!
– Лайлу что-то угрожает? – спрашивает Грызи от двери. – Послушай нити, Сквор. Там угроза? Опасность?
– Гроски! Гроски! Гроски! – твердит горевестник и гневно поглядывает на мою закрытую ладонь. – Гроски – угроза! Опасность! Гроски! Гроски! Кшшш-р… Семки, Драккант!!!
Примерно таким тоном, как аристократ, орущий на официанта: «Подать игристого!»
И принимается чистить перья на груди. Пока я немею от оскорбления. И кто его, спрашивается, научил меня так называть?!
А Грызи серьёзна. Подходит к Сквору, уговаривает его: «Ну, давай, посмотрим… вместе… вот так…» Прогуливается в сознание к горевестнику минут на пять, застывает, потирая подбородок.
– Есть тень опасности, но какая-то неясная. Размытая вероятность. Но да, там что-то нехорошее, и связано оно с Лайлом. Съезжу проверю.
– Семки, семки! – радостно твердит горевестник, пока я таращусь на Грызи: тащиться самой в Трестейю, в Корабельный День, когда вот-вот все вольерные рассосутся?
– Ненадолго, – машет рукой Грызи. – Если что – Нэйша вызову. А вы тут пока… что, господин Олкест?
Рыцарь Морковка слетает по лестнице и машет листом гнусновато-официального вида.
– Мел, я… я сперва забыл, а потом… надо же проверить. Я думал, как это они не вызвали меня через сквозник, а там оказалась такая неразбериха, а теперь вот официальное письмо доставили с опозданием, а я после утреннего собрания…
– Семки, – вставляет Сквор так весомо, что Его Светлость перекрывает поток растерянной болтовни. Подходит, смотрит проникновенно, суёт мне письмо.
–Твоя тётушка, госпожа Венейг. Она скончалась третьего дня. Похороны сегодня. Храм Глубинницы недалеко от Венейге-кастл…
Морковка выглядит растерянным и несчастным – он же давал какие-то там обязательства. Вроде привести меня к тетушкиному одру и погрузить в её крепкие объятия. Теперь его ждут пучины терзаний. Потому что «Нет, ну как я мог так промедлить» и «Как это я так её не уговорил».
Прикусываю губу и удерживаюсь от фразочек типа «В вир болотный!»
– Там… там её последняя просьба… Чтобы ты…
Если присутствовать на похоронах – придется-таки использовать фразочку про вир. Вглядываюсь в официозного вида бумагу. «Перед смертью госпожа Венейг изложила следующее пожелание», ага.
«…если крошка Мелли не успеет прийти, пока я здесь, тогда пусть придёт проститься хотя бы к ограде храма. И тогда я буду знать…»
Они, видно, дословно записывали. Кузина Лэйси, или душеприказчик, или кто там еще – небось, их там куча сидела, пока тетка отдавала концы. Закрываю глаза, и внутрь из письма словно вливается знакомый плаксивый голос:
«Куда вы убрали воду, куда вы её убрали, я скоро буду в воде, она возьмёт меня, а о чём я? Ох, я что-то забыла… о крошке Мелли, ох, ох, она не приехала? Она ещё сердится, да? Ох, и этот наречённый её, он почему её не уговорил, она же не может выйти замуж без моего благословения… но вы запишите там: пусть она придет проститься хотя бы к ограде храма. Не в храм, нет, она же их не любит, Мелли, и белого не любит. Так вы пишете? Пусть придёт проститься к ограде храма.
И тогда я буду знать, что она простила меня. И упокоюсь в Бездони с миром».
Отшвыриваю письмо, будто подержу ещё – и чернила врастут под кожу, и охающий голос поселится там до скончания века.
– Ну. Во сколько там это всё? Давай, пошли.
Плюнуть на последнюю просьбу в Корабельный День – нужно быть кем-то вроде Подонка Оттона. Может, я б и смогла, потому что какая мне разница, что там тетушка почувствует в Водной Бездони, и есть ли эта самая Бездонь вообще. Только вот мне не плевать на Рыцаря Морковку, который загрызет себя из-за того, что и это не выполнил. И там еще кузина Лэйси, которая будет плакать и переживать: как это маменьке будет в Бездони плохо…
Вообще, стоит это сделать, хотя бы чтобы меня в покое оставили.
Морковка таращится так, будто не может поверить, что я так легко сдалась. Видно, он приписывает эту заслугу Грызи. Потому что косится на неё и тихо начинает:
– Это ещё не всё. Понимаешь, там… возникла проблема. Поскольку Лэйси теперь сирота – в роду Драккантов и Венейгов не остаётся вступивших в Право наследников.
– Даже и не думай, я не…
– Нет-нет, я не о том! В общем, получается редчайший случай: Лейси в этом году исполнится семнадцать, так что…
Его Светлость старается объяснить так, чтобы и до Сквора дошло. Вот смотрите: семнадцать лет – совершеннолетие в Кайетте, так? Могут послать на Рифы, можешь наследовать, вступать в брак и что угодно делать. Но вот полноправно вступить в Право Главы раньше двадцати лет не получится – если, конечно, не провести обряд частичной передачи прав, как Линешенты. Но обряд-то проводит действующий Глава, а тётушка как-то не сподобилась помочь с этим делом Лэйси. То ли так хотела со мной повидаться, то ли вообразила себя форелью. В общем, Лэйси всё равно могла бы возглавить род после своего семнадцатилетия –наполовину официально, опираясь на помощь душеприказчика, какого-то там господина Вирда. Да вот только когда тётушку перед смертью спросили – кому быть формальным главой Рода Драккантов и Венейгов, до принятия Прав Рода…
– …в общем, она назвала твоё имя.
Открываю рот и говорю только одно слово. Морковка алеет укоризненно, Сквор давится семечкой. Гриз вздыхает.
– Что?! Да мне эта вся дрянь не нужна на… на… на вот столько!!
Демонстрирую зажатую в пальцах семечку. Сквор перестаёт перхать, семечку выхватывает и невнятно сообщает: «Драккант».
– Я так ему и сказал, – внезапно выдаёт Морковка.
– Кому?
– Господину Вирду, душеприказчику. Объяснил, что ты не собираешься принимать Права Рода… во всяком случае – в ближайшее время.