Гриз молчит – стоя у витражного окна, в котором сотня зелёных оттенков спеклась и сплавилась в один бесконечный затягивающий круговорот.
Лайл Гроски слишком торопится. Проявить заботу. Показать, что она тут в безопасности. И что он здесь в безопасности. И оттого в каждой ноте его голоса ясно слышится тревога… и вина.
Сквор был прав, Лайл не уйдёт отсюда добровольно. Власть этого, у двери, велика… «Так уж получилось, я тут старых знакомых встретил…» Ты не называешь его имени, Лайл… это старый друг? Кто-то из того прошлого, о котором ты не любишь вспоминать, кто-то из бывших законников?
– … так вот, знакомые парни, никаких проблем. На самом-то деле – сплошное решение проблем. Со зверями всё просто: договоримся, кого-то подлечим, кого-то в питомник перевезём. И можно считать, что местные обитатели дают мне персональный контракт на небольшую работёнку. Если бы ты согласилась обсудить… Эй, Гриз? Гриз? С тобой как – всё в норме?
Старинный витраж – безумие неизвестного творца – окрашивает лицо Лайла в травянистый цвет. Накладывает маску страха.
– Нет, Лайл. С тобой мы ничего обсуждать не будем. Говорить я буду с тем, кто здесь заправляет. Спасибо за попытки выдворить меня из замка – очень мило, что ты обо мне заботишься. Но у меня тут дела, и я так просто не уйду.
«Уходи! Прошу, уходи!» – вопят глаза Лайла, но Гриз уже смотрит в другие глаза: ярко-зелёные, чуть прищуренные, насмешливые. Такие бывают у людоедов, которые точно знают – как заманить добычу в логово.
Такие бывают у авантюристов и игроков.
Человек у двери делает пару шагов вперёд, теперь стоит рядом с Лайлом, положив ему руку на плечо.
– А у вас весело там, в питомнике, а? Никогда не думал, что познакомлюсь с варгом, да ещё с таким симпатичным. Гриз Арделл, да? Можете звать меня Эрлином, а можете – Эрли, это для друзей.
– Вы – Эрлин Троади?
Лайл мимоходом обмолвился про «кузена Эрли», а про Эрлина Троади она слышала от Тербенно, когда спрашивала законника о семье Лайла Гроски.
И это плохо.
– Вообще-то, папаша у меня – урождённый Гроски. Да вот, нашёл мамашу из аристократического семейства, так что… вошёл в род, так сказать! Каково? Это я так, пояснить хоть что-то, а то смотрите вы на меня так, будто всё обо мне знаете… Кузен, что ли, делился воспоминаниями?
– Лайл о вас не говорил. Но вышло так, что знаю я о вас немало. Знаю, что вы были в рядах законников, которые промышляли тёмными делишками. Знаю, что втянули в эти дела брата. Знаю, что вышли сухим из воды благодаря отцу.
Тербенно бросался только подозрениями, но… посмотреть на Лайла и его кузена – сразу ясно становится, кто ведущий. Лайл вон в глаза не смотрит, выглядит как мальчишка, о котором вот-вот закричат: «Ябеда, ябеда!» В росте будто меньше стал – затерялся в тени Эрлина, сделался безмолвным подголоском…
А Эрлин смеётся – отбрасывая не только гриву волос, но и лет тридцать, потому что у него жестокий прищур подростка и подростковая, абсолютная уверенность в своей власти.
– Сеть Глубинницы, приплыли. Лайли, я тебя, невинного, оказывается, втянул. И каково тебе на месте королевишны в хрустальной башне? Может, ещё чего интересного про меня расскажете, госпожа Арделл?
Например, что вы не собираетесь отсюда выпускать. Меня – потому что я свидетель, просто вам неизвестно, сколько я знаю. И Лайла… почему?
– Ещё вам что-то нужно от вашего кузена. Настолько, что вы даже не убили меня втихомолку, а дали ему попытку меня уболтать. И это первое моё дело здесь. Насколько вам нужен Лайл?
Подросток в теле взрослого мужчины приобнимает Лайла Гроски за плечи.
– Если я скажу – позарез, это будет нехилым таким преуменьшением. Понимаю, он вам в питомнике тоже необходим, раз уж вы так за ним примчались… Но вот в чём проблема: в моём деле мне без моего кузена вот совсем некуда. Подробностей, понятно, рассказать не могу – извините…
Они похожи, думает Гриз, рассматривая братьев. Несмотря на разный рост, возраст, фигуры. Что-то неуловимое в глазах, в посадке головы, в жестах и манерах речи… Родственное? Или это Лайл так старался во всём подражать кузену?
Торговаться Эрлин точно умеет. Благожелательно поглядывая на брата, обрисовывает: всё просто. Это на пару девятниц… может, на пару лун. Можно даже заключить официальный контракт. Лайл Гроски остаётся в замке Шеу, «Ковчежец» получает вознаграждение… Если вдруг срочный вызов – конечно, ковчежник Гроски возвращается к обязанностям. Всё честно.
Каждую фразу Эрлин заканчивает обращением к кузену: «Верно, братишка?» «Так ведь, Лайли?» «Правда, да?»
Лайл Гроски кивает, словно заворожённый.
Лайл так легко превращается, думает Гриз (которая и сама иногда превращается – в ветер, кнут, трепещущую бабочку, крепость). Так легко переходит из одного – в другое, я же видела… видела ещё в зверинце Гэтланда. Как он принял чужую форму – словно свою. И теперь вот он невольно перекинулся в того, кого хочет видеть Эрли – Лайла Гроски четырнадцатилетней давности, до Рифов…
– …и, честное слово, Лайлу тут ничего не грозит, чем хотите поклянусь, госпожа Арделл. А если вы не верите мне – может, спросите у Лайла?
– Нет. Его я спрашивать не буду.
С этим Лайлом Гроски мы незнакомы. Я пришла сюда за другим.
Хорошо, конечно, что Лайл так нужен этому Эрлину… тот, кажется, даже заботится о кузене. Хорошо – потому что Лайл ведь сейчас словно на поводке у своего прошлого, он уверен, что обязан остаться, а значит – он останется в замке, когда… будет то, что будет.
– Я рада, что вам дорог ваш брат, Эрлин. Может, вы хотя бы в этом не утратили человеческого облика, – мгновенная рябь на приветливом лице местного вожака – и на секунду Гриз видит за улыбкой его – настоящего. – Так вот, это моё первое дело, слушайте внимательно. В ваших интересах, чтобы с Лайлом ничего не случилось. Потому что если мой сотрудник пострадает – слышите, как угодно пострадает… для вас всё обернётся очень, очень плохо.
«Не умеешь ты играть в карты, золотенькая, – цокает Аманда языком каждый раз, уговаривает Гриз скоротать за игрой вечерок. – Ну, кто же сразу выкидывает всё, что у тебя есть?»
С Эрлином Троади Аманде понравилось бы играть. Потому что, мысленно уже сотню раз подписав Гриз смертный приговор, – он добродушно смеётся. Кроит слегка обиженную мину: «Ну, за что же так-то, я же теперь и ночью не засну».
– Я же уже сказал: Лайла пальцем никто не тронет. Ну так как? Мы договорились, а? Вам – контракт, деньги… зверей вот сторожевых, если хотите. Плюс вы, само собой, не распространяетесь о том, что у нас с Лайлом и моими ребятами маленькие дела в этой местности. Не то чтобы это было так уж и незаконно, но все эти взятки, поборы, крючкотворства… не поверите, торговлю невозможно вести. Извиняюсь, конечно, что я так туманно – вы же понимаете, каждый имеет право на свои секреты.
Эрлину Троуди зелёные блики к лицу. Подходят к куртке из виверния, к амулету с изумрудом на шее. Делают лицо чем-то чешуйчатым, хищным.
Каким и должно быть лицо того, кто манит ложной надеждой, выкидывает краплёные карты, одну за другой: «Как тебе такой блеф, деточка? Скушаешь? А хочешь – тоже сблефуй, притворно согласись на контракт – давай же, попробуй меня провести! Ну же, стань любезной, попытайся уйти отсюда живой и вызвать законников… а мои ребята постараются, чтобы до вира ты не дошла, а Лайл не узнал о твоей участи».
Гриз Арделл не любит крапа. И не умеет блефовать.
– Да. То, чем вы занимаетесь. Понимаете, это моё второе дело.
Она успела опросить животных в клетках. Их там много, несчастных, забитых калек, злых и тоскующих, и они наперебой хотели нажаловаться варгу на этих – живущих в каменном логове.
Показать то, что видели сами.
– Мне не нравится, когда живых существ лишают свободы. Поэтому – только потому, что вы дороги Лайлу – я дам вам сутки. Убраться из окрестностей Трестейи – а лучше и из Вейгорда тоже, и если вы этого не выполните – я узнаю.
Она говорит быстро и ровно, потому что нет смысла тянуть дальше: она увидела и услышала всё, что хотела, сделала тоже почти всё что нужно, осталось одно…