Лунный профиль презрительно морщится сверху. Безучастно слушает, как в тёмную воду падают имена: Эрни, Пит, Ноттар, Зарден… разбуди с закрытыми глазами – и перечислю все восемь имён, да. Заговорщиков, которые планировали побег. О котором случайно узнал некий Лайл Гроски.
– Верховодил у них Твилл – в бараке прозвали Рыжевлаской. Серьёзный товарищ, из тех, которые гнут подковы взглядом. Он как раз и понял, что я прислушиваюсь к их милой воркотне по углам. Нет, мне правда было любопытно – слухи, знаешь ли, ходили, насчёт того, что подбивают народ на бунт, что хотят захватить комнату с горными зельями и взорвать охрану… Так вот, Твилл понял, что я интересуюсь делом. И отнёсся ко мне… скажем – без особенного доверия, а?
«Сдать хочешь?» – полетело через рыжую бороду – и выбора не осталось. Под пристальными взглядами восьмерых, в углу барака – не осталось. Зашевелился внутренний грызун, панически заметался между «умирать» и «бежать».
«Что, крыса, небось, разнюхал? Сдать хочешь?»
Ноттар бормотал: «Да он нормальный парень», двое заламывали мне руки, а Твилл развалился на нарах и сверлил взглядом – мутноватым, из-под нависших бровей…
«Ага, с утра побегу к Стрелку! Вы что тут, поехавшие все?! У меня двадцатка без амнистии, какой мне расклад шестерить? А? Чтобы меня рано или поздно пришили?!»
Крыса внутри одобрительно кивает. Шепчет: так их, так. Они не могут знать о твоих беседах с молодым «скатом».
Иначе уже убили бы.
– Открою тебе секрет: когда тебе хотят всадить шильце в печень – ты приобретаешь безумную убедительность.
Темная вода колышется между ивами, и кусты рисуют тенями и остатками листьев силуэты: восемь фигур, вот девятая… взмахивает руками, убеждает остальных: да какое там, я только и мечтал отсюда убраться. И к вам неспроста присматривался – ищу, стало быть, надёжных ребят. С которыми можно провернуть побег.
Не «крыс» каких-нибудь – чтобы не сдали.
И месяц плавает – ухмылкой Твилла-Рыжевласки: «Компанию ищешь? Будет тебе компания на дне» – и острое тычется в печень, дышит в ухо Карн-южанин, стены сдвигаются, крыса корчится внутри, льстиво изгибает хребет: «Да стойте вы, я знаю, я вам скажу… я знаю, как её пройти».
Ветки шлёпают по воде. Нужно совсем немного воображения, чтобы превратить это в вечное «чавк-чавк-чавк» вечного сторожа Рифов – «костоломки».
«А он с Рифов бежал, в ”костоломку“ попал, не дождутся товарища дома», – очень, очень распространённый в рифских песнях сюжет.
Древнее урочище за полмили до Рифов пролегло вскоре после строительства корпусов. Какому-то строителю стукнуло в голову, что огромная тюрьма самую малость не защищена с моря – а ну как навестят пираты-грабители-родственники заключённых. Строители воззвали к фантазии Мастерграда, не знаю, к чему взывали древние Мастера… знаю результат.
Скрюченные стальные пальцы. Жадно сгребающие воду и втаскивающие всё, что оказывается поближе, внутрь, в валы, в безжалостные челюсти. Неспешное, натужное вращение: бух-бух-ух-чавк, и шипение воды, водная пыль, несытый оскал изъеденных временем зубцов…
– «Костоломку» не пройти сверху: она выпирает из воды. Снизу тем более: втянет и сожрёт. Её пробовали заклинивать, но, если она не может перемолоть что-то – отплёвывает, да и всё. Взорвать, кстати, тоже пытались. Зубцы малость изогнулись, а вращалась она так же. Что эти Мастера там состряпали – ума не приложу, но лет сто назад её даже хотели внести в список Чудес Кайетты – вместе с Камнем, Кормчей, вирами и прочим… меня эта тема ещё в учебке интересовала, не поверишь, даже пару дополнительных книг одолел. Как знал, а? В общем, корабль может пройти только через «ворота» – оставленный напротив каждого порта проход. Вот только как раз на выходе из «ворот» корабли повторно обыскивают.
Мне приходилось работать на полях терпенеи, откуда «костоломка» видна – и я вслушивался в её вздохи и почавкивания, мысленно считал – как часто лопасти ударяют по воде. Слышал треск – когда в ограду влетала ветка или кость. И припоминал всё, что успел зачерпнуть в «учебке», особенно случаи, когда к «костоломке» приближались неосторожные суда. Суда-то терпели крушение, а вот экипажи в половине случаев выживали – вот что мне помнилось.
Может, тогда мне и пришло это в голову. Если бы я ещё успел обдумать как следует…
– В общем, я им изложил, и они хором решили, что я рехнулся. Только вот их планы были не лучше. Всё это… знаешь «Пит был подрывником, взбунтуем барак, подорвем охрану, а потом поищем – у них же тут должен быть вир!» или «Захватим резиденцию дедули Детраска!» Да такое и раньше пытались провернуть, так что даже Рыжевласка понимал – насколько это тухлое дело. Может, он как следует чокнулся, если решил делать, как я сказал. Может, рассчитывал на фактор неожиданности – потому что такого-то уж точно никто не делал. А может, я его просто убедил. Я же говорил тебе – на пороге смерти становишься диво убедительным, а?
А может, он понимал меня лучше меня самого.
– Ну и что, что суда в порту не особо охраняют! – шепчет Нарден, показывая прогнившие зубы. – Да только чокнутый… с Рифов… морем…
– А вот мы посмотрим, – ухмыляется Твилл и ввинчивает в меня буроватое свёрлышко взгляда. – Непохож он на чокнутого, а. И на самоубийцу не тянет. Я так скажу – он тянет на того, кто очень хочет жить. А расклад у него теперь один: бежать с нами и нас за собой вытащить. Слышишь, Гроски? Надумаешь донести… если с нами вдруг что не так – шепну кой-кому на будущее, тебя всё равно прирежут.
– Выбора он мне не дал, да и времени… Могли донести барачные «крысы». Да и дружки Твилла хотели подаваться в «крабы», у них с местными были договорённости, они-то и начали заваруху в бараке. Пришлось идти. До пристани дошли нормально, под прикрытием ливня. Выбрали шлюп. Одномачтовый, зато с хорошим ускоряющим кристаллом. У Твилла с подельничками получилось тихо убрать сторожей. Капитан был в каюте – непонятно, что его занесло, ночью… с этого и началось.
Чёрная вода оборачивается солёными волнами, и внутри заново переплетаются страх и безнадёжность, из каюты доносится короткий вскрик, звук борьбы: «О, вяжи с-с-скотину, вот и заложничек!» Палуба скользкая от дождя, Твилл, ухмыляясь, раскочегаривает ускоряющий кристалл, его помощнички торопливо пробегают по палубе: штурвал-канат-паруса…
Паруса хлопают над головой, и завывает грызун внутри, и я отбрасываю его раз за разом, пока передаю через Твилла команды: кто из бывших морских, по местам, надо развернуться, положить корабль на курс…
– Мы пошли не к ближним «воротам» – на то и был расчёт. Повернули, будто собрались пройти вдоль берега – к следующему порту, а может, к другим «воротам». Команда где-то отмечала разгрузку – в общем, тревога поднялась с большим опозданием, когда мы прошли мили две и повернули.
– К берегу? – спрашивает рыжий из-за плеч.
– К «костоломке».
Сзади давятся воздухом. Ничего, Твилл ещё и не так давился, когда я ему излагал свой план. Давился, тряс меня в ручищах, будто куклу. Хрипел:
– Ты что… спятил? Спятил, да?
– Не больше, чем вы, – шипел я в ответ. – Я просчитал! Мы успеем. Слышишь! Успеем!
Грызун изнутри больно впивался в печень: слишком много переменных…
– Нужно было всего только разогнаться как следует. На полную. На всю мощь кристалла. И посадить клятую посудину дном на «костоломку». Наискосок. Я же читал, в учебке... Скорость оборотов, всю эту дрянь. Бывали случаи, когда команда успевала: «костоломка» работает постоянно, но не быстро. Пока «костоломка» будет жрать корабль снизу – мы спустим шлюпку по ту сторону. Поставим на шлюпку ускоряющий кристалл, а там… Пока они связались бы с портом, выпустили бы погоню вовне из «ворот»… мы затерялись бы в море, искали бы нас долго.