Орэйг фыркает и идет в дальний угол – чтобы этого не слышать. Размышляю, как бы дать ему пару проявляющих эликсиров Конфетки. Или взять кровь и шерсть – прогнать через проявилки? Калом и мочой я уже запаслась. Спасибо серебряному лоточку.
– А ещё этот пансион, - вздыхает Голубица. – Мы с мужем, конечно, тоже сиротам помогаем, и в больницы жертвуем, и вообще… Но тратить столько средств, только чтобы воспитать слуг под себя – это как-то…
Грызи настораживается.
– Пансион?
– Да, он к тому же ещё и в Тильвии. Я там не была, Джио тоже, этим его старший брат занимается, Гарлон. То есть, старший из всех братьев. Отбирают сирот… способных, что ли. Знаете, не беспризорников, а осиротевших, или у кого матери овдовели – но из достойных семей. Они там растут, обучаются умению услужения, или как это называется. А потом их пристраивают в разные хорошие дома, ну и в это поместье тоже.
Морковка тоже делает стойку. Да и меня как-то напрягает такая благотворительность.
– А в этом поместье – что, постоянно нужны слуги?
– Наверное… – Голубица кутается в шаль, как крылья. – Тут же болота, ну и нрав Главы Рода – Порэст Линешент, знаете, человек сложный… И бывает, болеют тоже: сырость, сквозняки. Местный доктор-травник такой молчаливый, но он как-то сетовал, что не всем удаётся помочь, хотя это понятно, он такой старенький.
Если у них тут помирают от простуды – у него ещё и руки не оттуда.
– А вы среди слуг встречали тех, кто из того приюта?
От осторожного тона Грызи озноб бежит по хребту.
– Я? Ну, у меня плохая память на лица… Но тут был такой юноша, новенький, год или два назад, я ещё спрашивала – он не из Вейгорда? А он не помнил, где родился. А теперь его, наверное, перевели куда-то в другое поместье, или он сам перевёлся… Ой, кажется, сын Сооры, Соора – это горничная, она давно тут, у неё такой милый сын. Да, мы как раз приехали с моим фениксом после Обряда, и с Соорой мы так славно разговаривали. И она говорила, что её мальчик как раз приехал из пансиона, поступил в штат слуг. А сейчас я её что-то почти не вижу, может, у неё что-то случилось? Надо узнать…
Грызи повторяет одними губами: «Надо узнать, да».
– А вы к нам приезжайте обязательно! Ой, то есть вы же из Вейгорда, Хартия Непримиримости… может, это когда-нибудь закончится, да? Тогда приезжайте.
Айлор и Вейгорд триста с лишним лет как враждуют. Так что погостить у Голубицы нам не удастся ещё лет триста.
– У нас там такой сад красивый, – Голубица наглаживает пузо. – Папа сажал, он любил интересные растения. А тут только болота, туманы… жуть и тоска. Можно я ещё буду приходить, да? Я тут иногда сижу, с Орэйгом. Светло, и хоть кто-то живой. А то когда Джио нет рядом – мне совсем не по себе, и… эти сны…
Голубица пошмыгивает носом, трёт припухшие веки.
– Мой феникс возвращается, устал. Вы извините, я наболтала тут, я просто совсем не в себе бываю, когда приезжаю сюда, и каждый раз себе говорю: не поеду. И будто тянет: все равно же нужно… и надо поддержать Джио. Я не сильно вам помешала, нет?
– Совсем не помешали, – улыбается Грызи. – Мы только рады обществу. Хотите – расскажем про питомник и животных в нём.
Голубица расцветает. Всё, прицепилась. Хорошо, если не в мою смену припрётся.
Гриз окликает её, когда та уже идёт к двери – неуклюже переваливаясь из-за живота.
– Мелейя… а о каких снах вы говорили?
Дочка магната разворачивается и морщит нос.
– Ну, они в последний приезд начались. Такие, знаете, тяжёлые. Коридоры, коридоры, ещё какой-то подвал, и я кого-то жду… кого-то, кого я… вы посчитаете, что это глупо…
– Кого-то, кого вы?..
– Хочу съесть, – говорит Голубица и жалобно моргает. — Мне почему-то хочется его съесть.
ЯНИСТ ОЛКЕСТ
Жёлтая страница медленно поднялась. Покачалась издевательски, легла на бок. Показала имена и даты. Славные деяния рода Линешент.
Я сидел в библиотеке поместья – царстве заманчивых томов в потемневших от времени обложках. Тёмное полированное дерево, искусные завитки резьбы – и корешки, полустёртые, золотые, серебристые, позеленевшие, приторно-сладковатый аромат страниц и пыли. Старинные инкунабулы с причудливыми названиями. Оплетенные в кожу древние рукописи. Тома энциклопедий и родовые книги, и летописи, и поэзия, и собрания сочинений старых авторов – знакомые и незнакомые…
Я сидел за столом. Над историей рода Линешент. Скользил безучастным взглядом от лица к лицу.
Всё было отвратительно.
Необходимость врать, и болота с липкими туманами, бледно-синие коридоры, почти вызывающая бедность и древность всего вокруг – и неживые лица детей. И хозяева, с которыми явно что-то не то.
Сегодня утром я вздумал размять ноги, и в портретной галерее на меня налетел старший из сыновей Главы Рода – Гарлон. Он явно был не в себе: брёл, какой-то весь всклокоченный, с дикими глазами в распахнутой рубахе, опирался на портреты и бормотал себе под нос. Я успел разобрать только: «…скоро кончится» – а потом он взглянул на меня.
Не глаза – чёрные провалы. Выпитые – на костистом и жёлтом лице. Возле губ у него проступали зелёные тени, когда он шептал:
– Ты… ты здесь… ты один из них, да? Тебя уже привезли? Он уже умер?
Я не сообразил ему подыграть – только кинулся поднять, когда он начал соскальзывать на пол. Прошептал:
– Кто умер?
А он стиснул мертвой хваткой за плечи, вцепился как умирающий и заорал в лицо:
– Ты мой сын?! Да?! Ты – мой сын?! Прочь отсюда, прочь скорее, прочь…
И визжал, и извивался, и я вспомнил о поясном наборе зелий, который выдала мне нойя. Выбрал универсальный антидот, заставил Линешента сделать глоток…
Зелёные тени опали с лица, и он буркнул:
– Проклятая отрава.
Потом его вывернуло прямо на пол чем-то пронзительно-зелёным. Он всё-таки сполз, откинулся на стену, бессмысленно глядя на меня.
– Ты… кто ты там есть. Слуг позови. Они знают, что делать.
Я осведомился – не нужна ли ему какая-нибудь ещё помощь или зелье. Он только усмехнулся зловеще, глядя куда-то мне за спину:
– Уже ничего не нужно. Уже… всё решено. Давно решено за меня. И скоро мой черед.
Это будто отпечаталось изнутри на сетчатке глаз: длинный мужчина, вислые усы, всклокоченная полуседая шевелюра… Приподнимается и корчится в отвратительной луже, посреди длинной и пустынной портретной галерее. И смеётся в перерывах между позывами рвоты. Грозя кулаком портретам предков с геральдионами на руках.
А смущённые слуги действовали уж очень привычно, когда потащили своего хозяина в комнату. Значит, старший наследник увлекается дурманящими рассудок зельями и в таком состоянии бывает нередко.
Страница под пальцами задрожала, и я её перевернул.
Книги подобны людям. Тоже… временами лгут. Ибо книги – всего лишь отражение людей, которые их пишут. А что некоторые люди могли знать… о варгах, например?
И что Лу, мой безногий информатор из Вейгорда, мог знать об одном варге?
Потому что если Арделл притворяется вот сейчас – или она величайшая актриса… или вообще не играет.
«Мог ли ты ошибиться, ученик?»
Загорелое широкое лицо с голубыми глазами. В густой бороде перевились золото и серебро. Учитель Найго сказал – я всегда могу представить его как собеседника.
– Наверное, мог. Если пытался увидеть что-то своё. Веря при этом книгам, тому, что сказал Лу и другие информаторы.
«Почему же ты не верил своим глазам и ушам, ученик?»
– Потому что думал, что это она забрала у меня Мелони. Что она настроила её против этого мира. Отняла у людей. Потому что представлял другое. Другую.
Аферистку с темным прошлым, которая играет на опасениях людей за животных – и на этом выстраивает свой путь, ведущий… куда?