Крепость вздрагивает, испуганно, всеми стенами, крепость теряет камни — и густое, ледяное, алое месиво с причмокиванием вбирает их в себя, щупальца ползут по выбитым стенам, вот-вот переберутся…
И в каждом — всё тот же голос.
Возьми кого-нибудь из них, кто тебе дорог меньше? Маг Вод, девочка-Следопыт или дочь Перекрестницы — возьми, я дам тебе любого из своих зверей, я дам тебе всех своих зверей, если нужно — возьми…
И убей.
Стань истинным Пастырем — Хищным. Стань над другими — глупыми жертвами.
Стань надо мной — ибо я знаю тебя, ты сильнее.
С её стен в вязкое месиво летят огненные стрелы. На улицах громоздят баррикады. Ставят подпорки под треснувшие городские ворота. Но стены не выдерживают, когда на них наваливаются липкие, кровавые волны, и шёпот: «Нет, нет, никогда» тонет в треске и щёлканье наползающих льдинок. Несущих с собой приманчивый шёпот:
Только одна жизнь — одна жертва. Сколько потом ты спасёшь? Это равновесие. Это честно. Они сами поймут это. Они готовы были умереть, когда шли сюда. Чтобы остановить меня. Убей одного — и останови меня, или я заберу всех сразу!
Трещат и ломаются ворота, и властные волны затекают внутрь, затапливают подвалы памяти, перекормленными змеями распластываются вместо воды в почтовых каналах, пятнают мостовую и стены домов. Алые следы — так знакомо. Сейчас промчатся алапарды, и закричит мальчик на площади…
Звук мягких лап, скрежет когтей, шорох перьев. Алапарды не мчатся — идут, покорные воле обвивших их щупалец. Словно предводители воинства, а за ними — солдаты: гарпии, грифоны, драккайна, керберы… Призраки, истуканы со слитными созданиями — отростки от здешней топи. И в их глазах, бессмысленных мордах, ощеренных в ухмылках пастях — всё тот же прилипчивый шёпот:
— Страх — удел жертв. Тот, на площади, не боялся, и ты не должна. Закричи на них, как тот: «Умрите».
Но он не кричал, — думает Гриз. Все твердили: тот, на площади Энкера, был тих, как посланник неба. Или как внезапная смерть.
Только преступи черту. И пройдёшь на первую ступень познания своей силы, а дальше… дальше ты поймешь, и Роаланда Грейф проведёт тебя вместе с сёстрами по нужным тропам.
Что ты скрываешь там, за стенами? Нельзя всё время скрываться и бежать, иначе однажды может случиться так, что бежать больше некуда.
Бежать некуда. Гарнизон крепости сломлен. Жильцы попрятались по подвалам. Осталась последняя площадь, в самом центре.
Маленький храм с плотной дверью — что же там? Испуганные горожане? Или, может, то, что ты так боишься выпускать наружу, сестра?
Шелестящая масса вваливается сквозь окна внутрь, продавливает двери. Ползёт по стенам, гасит последние светильники — и воцаряется темнота и холод, и в вязкой, кровавой темноте Гриз — одна. Варг крови, не вьющий гнезда. Восемь лет на «лёгких путях».
Бежать больше некуда.
Звук трущихся друг о друга льдинок — словно в темноте возятся, перевиваясь друг с другом, тысячи змей. Закрыть глаза, ощущая вязкий холод. Нельзя постоянно бороться.
«Один человек сказал мне, что так недолго и сжечь себя изнутри».
Хищное потрескивание льда — звуки крошечных панцирей, а может, челюстей. Холод царапает ступни, влажными пиявками присасывается к икрам. Прикасается к каждой части тебя стылыми губами, хранящими ласковый напев:
— Он был прав. Не сомневайся, сестра. Поддайся. Высвободи то, что прятала. Истинную себя.
Голос щедр: не хочешь забирать жизнь у одного из ковчежников? Пусть останутся живы. Бери любого из зверей. Бери всех — вот они (и щупальца приносят сознания зверей, и Гриз прорастает в эти сознания, единая с ними, с Креллой, с кровью…). Пастырь имеет право и на такую жертву. И они отдадут себя с радостью, во имя твоего восхождения. Ты чувствуешь их? Бери же.
«Тот человек сказал мне, что нужно иногда потакать желаниям. Подчиняться инстинктам. Высвобождать то, что живёт внутри».
— И был прав, — шёпот теперь живёт в её собственных губах. — Открой свою клетку и возьми то, что я даю. А потом… если не хочешь убивать их, мы пойдём, поохотимся. В любое селение. Ты сама наметишь того, кто заслужил наиболее. Я расскажу тебе — как надо. Вот так, молодец. Ты же сама понимаешь, что…
«Стены не выход…» — стен больше нет, осталась последняя клетка-скорлупка, болотистые щупальца сжимаются всё крепче, заковывают в ледяной, чешуйчатый кровавый панцирь. И в каждой чешуйке — одуряющий, слитный напев: «Яоткрываютвоюклеткутысвободнасестра».