Все, кому дали сигнал для начала Зимней Травли.
Словно сотня стрел, нацеленных на лагерь, где и так уже царит хаос.
— Вон, смотри, шатёр клиента внизу. На макушке голова грифона позолоченная, ага. А вон столы, за которыми я был. Близко к лесу, да? В общем, в мыслях успел уже и со своими попрощаться. В жизни такого не видел. Стреляю… в яприля, который на нас шёл, пришлось четыре раза.
Яприль лежит в снегу: до шатров осталось шагов тридцать, не больше. Четыре стрелы — одна глубоко ушла в глаз, опытный Стрелок всё же попал.
— Больше вряд ли успел бы, там алапард был, да и гарпия… Стрелу наложил, а они остановились.
Люди кричали. Закрываясь руками, как в детстве: «А-а-а-а-а, мама!» Кричали — слуги, и охотники, и егеря, и богатые, эйшееты, визжали служанки и рабыни, которых привели для пирушки. Люди вопили от боли, ругались, молились — и всё это падало во внезапную тишину. Уходило частым дождём — в пустыню.
Грохота, треска, рёва и клёкота больше не было. Ярость унялась, как внезапная гроза, и звери на миг обратились в статуи.
Потом повернули головы и уставились на холм.
— На этот, — для надёжности Норн притопывает по холму. — Только он стоял вон там, пониже, у деревьев.
Одинокий человек в плаще с капюшоном. Они находят его следы — простые сапоги, стоптанная обувь. По размеру чуть больше, чем у Олкеста. Норн ставит рядом свою лапищу — разница в пару дюймов.
— Слышал, ты была в Энкере, когда там вся эта заваруха с мэром и алапардами?.. И там правда был тип в капюшоне, который ходит в пламени? Я думал, газеты врали.
— Нет, Норн, мы его сами видели. А насчёт пламени — он…
— Ну да, у него же был феникс.
…маги тоже взглянули, тоже видели это. Высокий силуэт человека в капюшоне на фоне побледневшего от испуга неба.
И над его головой — огненный знак, распластавший крылья феникс.
— Вроде как, он только руку протянул, а звери разбежались. Рванули — кто куда, со всех ног. Кто-то даже и в его сторону. А он просто развернулся и с холма начал спускаться, потом полыхнуло там, за холмом… ну, и всё.
Следы человека в плаще точно, спускаются с холма. Потом идут — неторопливые и ровные. Потом — чёрная проплешина. Магическое, быстро прогорающее пламя. Растопленный снег.
Больше нет следов.
«Чистые ходят в пламени», — шепчет Янист Олкест. Гриз впервые готова поспорить с ним о правильности цитат. Она помнит из дневников варга другое.
«Пламя — путь безумцев и чистых».
— Если это не Дитя Энкера, то я уж не знаю, кто. Вот я тебя и вызвал. До кучи ещё думал — может, просветишь, кто это сотворил? Отовсюду слышно, что будто бы варги…
Тихо охает Янист позади. Взглянул на Охотничью Плешь, представил, что последует: цвет аристократии Даматы… сейчас ещё журналисты подтянутся.
— Много жертв? — спрашивает Гриз, продолжая его мысль.
Охотник машет рукой на лагерь.
— Человек двадцать тут — мелкая знать и слуги в основном. Местные славу Дикту возносят — отвёл, мол, Всеотец. Раненых много. Худо другое — от егерей ничего не слышно. По-моему, о них и не вспомнил никто. Я думаю пойти посмотреть, ты со мной?
Вместе они оставляют холм и углубляются в лес — тихий и утративший нежно-розоватую рассветную гладкость. Тонкий снежный покров взорван, изрыт копытами, лежат посреди лесных дорог и троп поваленные стволы. Олкест шумно выдыхает — ещё не видел, как выглядит «тропа ярости» яприля.
Насмешники-скрогги примолкли ошеломлённо, что видели? Вот сожжены кусты — тут шёл виверний. А вот стремительный мах алапарда. Здесь неслась, хохоча и предвкушая кровь, гарпия.
Обратные следы тоже есть — совсем не такие страшные. Звери улепётывали стремительно. Будто кто-то шепнул: «Послушайте, это же не вы. Бегите от этих, чуждых…»
Говорю я, настоящий пастырь.
Изуродованный лес безмолвен и строг. Тяжко вздыхает ветер в кронах: зачем пришли? Поздно уже, тут всё без вас…
Гнедая загнанная лошадь — вздрагивает, с храпом пятится в кусты.
— Кого-то из загонщиков, — говорит Норн, когда Гриз оглаживает и успокаивает лошадку. — Привяжи покрепче, потом заберём. Мы уже близко — они где-то мили за две и должны были работать.
На ближайшей развилке отходит от них влево — Гриз и Янист берут вправо. Тропы в Охотничьей Пуще хорошие, наезженные за годы охот. На деревьях прибиты таблички-указатели — чтобы знатные охотники не потеряли лагерь из виду.
Гриз копается в слякотной неразберихе следов. Выстраивает их цепочки — кожей ощущая на себе взгляд Олкеста.