Я показал жестом, что сочетание мне как-то не очень.
Арделл зашуршала свитками, бормоча, что вот, кто бы собрался и облагодетельствовал Кайетту, написав нормальный бестиарий. Наконец ткнула в меня истертой иллюстрацией, на которой был намалёван оскаленный хорёк. Судя по внушительным челюстям — хорёк мог отхватить вам половину ноги, и в пасти еще осталось бы место.
Гриз мерно вышагивала по комнате.
— Самое страшное — они не знали чувства меры. Если тхиор забирался в курятник — он перерезал всех кур до единой. Если в конюшню — прокусывал вены всем лошадям. Их не интересовали размеры добычи. Не интересовало — что перед ними хищник. Тхиоры нападали даже на алапардов — и угадай, насколько часто алапарды выходили победителями из таких схваток.
Зверушки начинали казаться всё менее милыми. Хорь с непомерно огромными клыками поглядывал со свитка свирепо.
— Тебя послушать — так животинки были форменными маньяками. Вроде Вейгордского Душителя или… — Арделл прищурилась, и я понял, что нужно срочно менять продолжение, — любых других отбитых маньяков.
В глазах Гриз явно читалось: она в точности знает, про кого я только что едва не ляпнул.
— «Всё живое — добыча», ага. Похоже, им действительно нравилось убивать. И они были мастерами этого дела. Отлично лазили по деревьям и стенам, просачивались в любые щели, хорошо плавали. Всегда нападали первыми и в неожиданные моменты, часто со спины или сбоку. Излюбленный приём — прокусить горло, но часто били по глазам или другим уязвимым местам. Увёртливые. Быстрые. Агрессивные. Из-за малого размера их непросто было выследить, из-за окраски — увидеть. Из-за скорости — избавиться.
— Ну, знаешь, я всегда верил, что главное не размер, а эффективность.
Арделл только хмыкнула, не снижая градус напряженности на лице.
— Было еще кое-что. В паре источников упоминается — когда они кидались на магов, то первым делом пытались прокусить или горло… или Печать.
По ладони со Знаком Дара прошёлся непроизвольный холодок. Вспомнилась перебинтованная кисть девушки Мариэль. Той, которая так и не поехала на первый свой бал.
— Та-а-а-ак, — сказал я как можно жизнерадостнее. — Чудные зверушки, чудные, у меня даже есть дюжина знакомых, которые хотели бы себе таких питомцев. Но ты ведь говорила, их истребили?
— Да. В девятом веке от Прихода Вод тхиоры стали настоящим бедствием, расплодились в огромных количествах, начали опустошать окрестности Ирмелея и всё чаще нападать на людей. В девятьсот двадцать седьмом году на них открыли охоту. Король Ирмелея своим решением объявил награду за шкурку каждого тхиора. Двойную — за истребление гнезда. Аристократия подключилась с лозунгами наподобие «Истребим кровожадных тварей», конечно. Силки, капканы… яды.
Она мрачнела как-то уж слишком стремительно, хотя и до того не разбрызгивала лучи радости вокруг себя.
— Им даже удалось привлечь к этому варгов.
— А эти ваши правила, насчёт не убивать…
— Отступников. Изгнанников из общин, — Арделл совсем потемнела и добавила неохотно: — Как я понимаю, они не убивали… напрямую. Они… выманивали тхиоров. Десятками. Или погружали их в сон, или превращали в беспомощных марионеток, пока не подходили настоящие охотники. С арбалетами, магией или вилами — не суть.
Ага, суть-то совсем в другом — то ли в ненормальной начальственной мрачности, то ли в недосказанном. Потому что отвернувшаяся к окну Гриз что-то такое все-таки пропустила. Например — каким это образом варги-отступники не завернули себе мозги, когда охотники начинали приканчивать зверушек. И как они вообще подманивали тхиоров сразу десятками — разве варгу не нужно смотреть в глаза животным, или что-то такое?
— Ну… если эти тварюшки так уж опустошали округу — нельзя сказать, чтобы варги-отступники были так уж и неправы? Спасение людей, да и других зверушек…
Арделл откликнулась от окна жутковатым молчанием. Древние часы охотно разбавили его зловещим «так-так-так».
— Некоторые тхиоры оказались в клетках. В зверинцах или цирках. Выяснилось, что они легко приучаются и узнают хозяина… только вот агрессия никуда не девалась, так что рано или поздно всё заканчивалось одним: они опять убивали, людей ли, других зверей. Куча трагических случаев — когда их пытались использовать для охоты или когда тхиоры вырывались из клеток. Нападали на зрителей. На эту тему были даже диспуты, — она вяло махнула книгой, — о том, что прирождённых убийц не исправить…
— Что-то эти твари уж очень непохожи на лапочек-геральдионов. Хочешь сказать, кто-то взял их на перевоспитание и сумел внушить светские манеры?
— Вроде того, — это была уж очень невеселая усмешка. — К концу века тхиоров осталось совсем мало, и один разводчик… он был сторонником приручения и исправления дикой природы, сосуществования ее с человеком…
— Та же теория, которой придерживался этот, как его, Моргойл, сынок которого сделался Врагом Живого?
— Да. Почти та же. Он решил проверить ее в действии. Собрал оставшихся тхиоров. И стал размножать, путем тщательного отбора. Из потомства он отбирал самых послушных и неагрессивных.
— А остальных, стало быть…
— Уничтожал.
Кнут прихлопнул по голенищу сапога особенно резко. Арделл стояла возле окна — и лицо в отражении было непривычно жестким.
— Поколениями. Вся эта выбраковка длилась… поколениями. При этом уничтожались не детеныши, нет — он их выращивал, начинал дрессировать… и убивал тех, кто проявлял хоть малейшую дикость. Не знаю, сколько ему понадобилось лет, но он вывел новую породу. Геральдионы — безобидные, абсолютно ручные… не могут даже поцарапать хозяина, когда им морду прижигают огнем.
Тут, кажется, началось что-то из безрадостной варжеской практики. Я малость помычал, подпустив в голос сочувствия к диким, кровожадным тхиорам.
— Вот только у нас тут явно не геральдионы, да? Судя по их повадкам — у нас под боком орудует парочка настоящих тхиоров. Стало быть, что… они возродились в дикой природе?
— Или их возродили.
Гриз скрестила руки на груди, задумчиво покачивая кнутовищем в правой ладони.
— Я всё же склонна думать, что в дикой природе тхиоров не осталось. Иначе это было бы заметно. Все эти века… Они бы опять размножились. Может, конечно, как и прежде, появились из куньих, но, по-моему, тут другое. Понимаешь, Лайл… есть два основных разводчика геральдионов. В Ирмелее и в Аканторе…
— В Ирмелее? Это там, где…
— Это там, где стоял замок родителей Милли, верно. Насколько я знаю — атавизмы возможны в любой породе. Значит, разводчики действуют все тем же проверенным способом: они выращивают потомство, проверяют на агрессию и уничтожают то, что считают…
— Браком.
Арделл молча кивнула, уставившись мне в лицо серыми, в зеленых разводах глазами. Ну что, господин законник, сможешь пробежаться по этому следу?
— Ты думаешь, что парочка таких отбракованных могла как-то уцелеть. Может быть, размножиться. Боженьки, да ведь это же…
Еще один кивок. Короткий и будто бы через силу. Взгляд Арделл теперь спрашивал: а ты понимаешь, какими проблемами нам вообще это грозит?
Как минимум — многократным повторением истории Мэрка-певуна и девочки-Мариэль.
— При чем тут тогда Фаррейны, Ирмелей и… Милли? — выдавил я.
— Не знаю пока. Но глава семейства часто ездит в Ирмелей по торговым делам.
Гриз опять уселась, как следует попотчевала сапог рукояткой кнута и приложила:
— И они отказываются эвакуироваться.
— А ты им это предлагала?
— У тхиоров тут охотничьи угодья или гнездо. Мы с Мел прочесали округу миль на пять. В соседней деревне они уже успели задушить пару собак и перерезать пару десятков гусей. Было пару наскоков на людей, несмертельных, правда. И есть странность с последним случаем… песня.
— Что-что?
— Последний, на кого они налетели, — сельский пьянчужка — уверял, что будто бы слышал песенку. Только вот слов не запомнил. Хотя он был в таком состоянии, что серьезно решил, что это Премилосердная Целительница явилась к нему на помощь и отогнала животных…