— Вы тут что делаете? — и скривил надменную рожу. Белобрысое подобие своего папаши, с такими же близко посаженными глазками.
— Караулю зверей, которые напали на твою сестру — вдруг да они опять сюда проберутся. А ты, стало быть, сестренке доброго утра пожелать зашел?
Манфрейд решил не снисходить ко вше вроде меня. Фыркнул свысока, кинул на дверь злобный взгляд и удалился по коридору. Жаль, он выскочил на меня внезапно — интересно было бы поглядеть из-за угла, какое-такой сюрприз с утра он припас для сестренки.
И что у него там было в кулаке — ножичек, что ли?
Солнце с утра завязло где-то в хмари, и его роль исполнила явившаяся в поместье Аманда. Осветившая решительно все углы блистательным явлением: в платье вишнёвого цвета по последней моде, со строгой прической и в маленькой шляпке поверх неё. Слуги начали недоуменно кланяться, Фаррейны засуетились как перед визитом королевской особы, а я так попросту нойя сперва не признал. Только когда светская дама (предположительно, родом из южного Вейгорда) сунула мне в руки кофр и пропела: «Спасибо за помощь, Лайл» — осознал и поклонился за компанию со слугами.
— Боженьки. И подумать только, я даже сюртука приличного не взял, чтобы хоть малость соответствовать.
Нойя лукаво улыбнулась из-под вуальки, протягивая мне руку для поцелуя.
— Светская жизнь так скучна, золотенький. Поверь мне: я испробовала её как следует. Но Гриз велела не тревожить хозяев. Где эта несчастная девочка?
К Мариэль нас на сей раз допустили без проволочек. И здесь нойя мигом стала сама собой: оглядела пациентку, зацокала языком, залезая в кофр.
— Клянусь тропами Перекрестницы, хорошо, что Гриз позвала меня. Хорошо! Нельзя же портить шрамами такое милое личико. Так что мы постараемся всё исправить. Господин местный травник, немного вашей помощи не повредит… Ах, Лайл, милый, ещё увидимся, здесь сейчас будет много суеты, не обременяй себя.
Так что на мою долю осталось два давешних распоряжения: смотреть за девочкой да поговорить с соседями.
И то и другое удалось неожиданно совместить. Не успел я еще спросить у певуна-Мэрка короткую дорожку к Япейрам, как в саду мелькнуло голубое платьице — и я отмахнулся от садовника и пустился догонять.
— Куда это ты направилась, малышка?
Вышло слишком резко и неожиданно, и Милли тут же вздрогнула, вжала голову в плечи, заслонилась куклой.
— Ни… никуда.
— Это очень жаль. Я, понимаешь ли, малость сбился с курса. Хотел наведаться к вашим соседям, господам Япейрам, да не знаю дороги. Правду говорят, что до них можно дойти, если отправиться через сад?
Милли поглядывала осторожненько — будто выблескивала голубизной глаз. Потом коротко кивнула. Осведомилась застенчиво:
— А вы… не скажете, что я ушла?
— Ты же вроде как теперь и под присмотром, нет? А что, тебе нельзя заходить к соседям?
Милли пожала плечами, уткнулась подбородком в кучерявые волосы куклы и пробормотала:
— Леди так не поступают. Это непринято. И что скажут люди.
Знакомая песенка, мне даже кажется, я слышу тон Риции Фаррейн.
— Вот уж не знаю, что они там скажут, эти люди. Но я бы сказал спасибо тому, кто покажет мне путь среди этих клятых…
Милли благовоспитанно ахнула и неблаговоспитанно прыснула одновременно.
— …среди этих милых деревьев, — и я почесал затылок. — Ухх, в этом саду можно потерять пару альфинов.
С одной стороны — Милли так и тянуло сделать книксен и убраться подальше от незнакомого неаристократичного дядьки. Потому что говорить с такими типами — уж точно не для леди. И непринято. С другой стороны — трудновато изображать леди, когда щёки распирает от любопытства.
— А вы… видели альфинов?
— Раз, — признался я, — издалека, в аканторском зверинце. В питомнике их нет, и хвала Девятерым. Одна такая кисонька может скушать меня на завтрак, ну вот как гренок с сыром. И потом обидеться, что ей не подали ещё пару таких, как я. Вместо яиц с ветчинкой.
Ха. А хватку-то не потерял. Милли выпучила глаза, старательно воображая огромную кисоньку, и я прибавил:
— Хотя в питомнике тоже есть, на что поглядеть. Яприли, гарпии-бескрылки, грифоны, виверний… вот недавно привезли больную мантикору. Я как ее увидел — чуть на дерево не залез, чесслово! Грива — во! Пасть — во!!
Девочка кивала так зачарованно, что даже отпустила свою приятельницу-куклу.
— Я бы и рассказал, да вот идти надо, а я и заблудился малость. Но если леди окажет мне честь, покажет дорогу и сопроводит…
Маленькая Милли приняла игру: церемонно присела, слабенько улыбнулась, показала на меня кукле.
— Аннабет. Сегодня мы сопровождаем на прогулке этого господина. Из… из…
— Королевский питомник Вейгорда, — подсказал я шепотом.
— Потому веди себя как леди! — внушительно заключила Милли. — Иначе я буду весьма недовольна, а ты будешь наказана.
Она опять очень похоже скопировала чужие нотки. Только вот не Риции Фаррейн. Чьи?
Прогулка по саду вышла вполне в аристократическом духе. Впереди шла девочка, баюкая Аннабет и что-то ей нашептывая. Я разливался рекой про обычаи питомника и животных в нем.
Было как-то удивительно спокойно, как давным-давно, когда внутри еще не успел поселиться попискивающий серый клубок. Когда, вернувшись домой поздним вечером, я усаживался на скамейку в нашем дворике — и тоже рассказывал историю за историей…
Той, чье лицо помню сейчас уже смутно. Зато помню вечно чумазые щёки и перепачканные руки. Попытки развести костёр в курятнике. И сто семнадцать падений: с яблони, с забора, с курятника, с лестницы, с качелей, которые я сделал…
Помотал головой, отгоняя вылезшее откуда не надо прошлое.
— Хм, интересно бы знать, а господин Япейр любит разговоры про питомник? Потому что, вообрази себе, я понятия не имею, о чем бы это мне поговорить с господином Япейром, — и для наглядности опять поскреб в затылке. — Ты-то как думаешь?
Светловолосое чудо слабо заулыбалось.
— О собаках…
Поговорить о собаках господин Япейр действительно любил. Он и сам-то походил на здорового рыжего пса — дворового и растрепанного, зато откормленного по самое не могу. Лениво гавкнул приветствие в сторону Милли. Дождался от меня похвалы серому керберу, который жался у ног, и оседлал любимого конька на пару часов.
Псарня у Япейра была — и впрямь на загляденье, а про своих песиков помещик разливался с упоением: вот тут сука ощенилась, отличный помет, а вот мои болотные сторожевые, а там керберы, а там гончие. Есть норные охотничьи, есть две пастушьих — изумительно умные, а вот гордость — золотистые тонконожки… Словом, я порядком устал оглядывать это скулящее и погавкивающее разнообразие. И восхищаться тем, как хозяин натаскивает своих собачек на команды: голосовые, по свисту, по жесту…
О Милли и её семейке за всеми этими хвостатыми темами узнавать получалось маловато.
— Девочка ходит, да, — бросил хозяин, показывая жестом огромной псине лечь. — Гуляет по саду. Смотрит вот. Ей тоже интересны мои малютки.
«Малютка» ростом мне по грудь, поглядывала с земли умнющими глазами.
Очень может быть, под конец милой беседы я оброс бы шерстью и сам начал бы попеременно сидеть, лежать, идти рядом и приносить палочки. Но тут заявилась жена хозяина — и стало легко.
С госпожой Япейр можно было говорить обо всём. И желательно — рассказывать, рассказывать… это было написано на ее остренькой, лисьей мордочке. Там так и значилось: «Первая сплетница в округе».
— Что это Милли такая перепуганная? — первым делом спросила она меня, утащив подальше от муженька и пёсиков. — Неужели правду говорят, и у Фаррейнов так-таки какая-то беда в поместье? Что-то не так со старшей, Миной, или с Мариэль? Вы уж не поймите меня неправильно… но девочка нам прямо как родная.
Я ограничился встревоженной миной и уверениями, что всё ох как непросто, и мне вообще-то ничего нельзя разглашать. Ну хотя если только немножко, в качестве ответной любезности.