О'Коннор Фрэнк
Пастыри
Фрэнк О'Коннор
Пастыри
Перевод М. Шерешевской
Однажды осенним вечером приходской священник отец Уилен зашел к своему викарию, отцу Девину. Отец Уилвн был рослый, кряжистый старик с широкой грудью, приставленной прямо к туловищу головой, буйной порослью волос в ушах и румяным наивно-добродушным лицом старушки-крестьянки, кормящейся продажей яиц.
Девин был бледный, изможденный на вид молодой человек с тонким мечтательным лицом, отсвечивающим тускловатым глянцем, словно клавиши старого рояля, в пенсне на понуром, ничем не примечательном носу.
В общем, они неплохо ладили между собой, если учесть - да-да, учесть, что Девин, совершенно не умевший рассчитывать свои силы, переложил на отца Уилена заботу о драматическом обществе и ежегодном фестивале, а отец Уилен, благодушнейший из смертных, в жизни не сказавший ни о ком дурного слова, всякий раз, как упоминали его помощника, стучал пальцем по лбу и говорил, что бедный папенька бедного Девина был точь-в-точь такой же: "Народный учитель - как же, как же, я хорошо его, беднягу, знал!"
Девпн же обычно ничего не говорил об отце Уилене, только цитировал старого священника, повторяя его слова в своей мучительно тягучей манере и слегка акцентируя, чтобы подчеркнуть всю их нелепость: "Как же, знаю-знаю - многие священники против книг. А я вот книгу люблю. Мне вот Зейн Грей очень нравится. Зейн Грей - писатель, которого я кому хочешь порекомендую.
Я даже стихи люблю. Взять хотя бы те, что из реклам, - умны, куда как умны". Девин был умен, жил одиноко, в его комнате висело несколько хороших - подлинных - акварелей, стоял шкаф, набитый книгами, которые неизменно вызывали удивление его принципала.
Он и сейчас застыл перед ними, со шляпой в руке, сдвинув на лоб очки, и, почти касаясь полок старым бородавчатым носом, вперил в корешки взгляд, такой же бессмысленный и безнадежный, как его благие дела.
- Здесь вряд ли найдется что-либо в вашем духе, - заметил Девин в своей сверхпочтительно-предупредительной манере, словно и впрямь ставил вкусы приходского священника на одну ступень с собственными.
- А я вовсе не за тем, - сказал Уилен скорбным и каким-то задумчивым голосом. - Тут у вас иностранных книг полно. Так я разумею: вы языки знаете.
- Достаточно, чтобы читать, - ответил Девин с досадливой интонацией, чуть склоняя набок свою красивую голову. - А вам, собственно, зачем?
- Та иностранная посудина у причала, - сказал отец Уилен, не оборачиваясь, - она чья? Французская, немецкая или еще какая? Ужас, что там творится.
- Вот как! - протянул Девин. - Я ничего не слыхал.
- Ужас что, - повторил Уилен скорбно, наставляя на Девина жерла всех своих орудий: круглые румяные стариковские щеки и пару сверкающих стекол. - Каждый вечер там полно девиц. Вот я и сказал Салливану: пойду и всех их выгоню. Но мне подумалось: может, понадобится человек, чтобы мог говорить по-ихнему?
- Боюсь, я не настолько владею французским языком, - сказал Девин сухо, но больше возражений приводить не стал: если не принимать во внимание редких вспышек чисто старушечьей добродетельности, Уилеп был вполне приемлемым приходским священником - не хуже других. Из своего печального опыта Девин знал, насколько хуже они могут быть. Он влез в старое пальто, нахлобучил - чуть не до самого пенсне - поношенную шляпу, и оба священника двинулись по Главной улице к почте. На углу, где она помещалась, было пусто, если не считать двух лоботрясов, подпиравших, словно кариатиды, с обеих сторон входную дверь, да полдюжины других, которые, точно зачарованные, свесившись над перилами моста, застыли, глядя на пенящуюся в запруде воду. Девин выучился плотничать, чтобы заманить их в техническое училище, но его пример никого не соблазнил.
- Бог знает, куда только эти девицы не готовы ринуться, - сказал он задумчиво.
- Да и вообще, что им там нужно? - спросил священник, бережно - словно легко бьющийся цветочный вазон - неся свою голову. - Совсем помешались на развлечениях. Взять хотя бы Нору Фитцпатрик - она ш этой компании, а у нее дома мать при смерти.
- Может быть, потому она и в этой компании, - сказал Девин, который, в отличие от своего принципала, бывал у Фитцпатриков и знал, что это за семья - шесть ртов и умирающая от рака мать.
- Дома ее место, отец, дома, - кротко возразил Уилен.
Миновав техническое училище, они вышли на набережную, где у пустых причалов сиротливо стоял один угольщик да высоко поднятый приливом иностранный сухогруз. Когда-то город славился портом, и ряды амбаров из серого камня переглядывались через реку слепыми глазницами. Двое мужчин отделились от стены, у которой стояли, наблюдая за сухогрузом, и направились им навстречу. Один - высокий тощий старик с вытянутой кислой физиономией, особенно неприглядной из-за моложавой бело-розовой кожи, делавшей его похожим на старую, сильно накрашенную шлюху, - был Саллпван, управляющий магазином в центре города. Он носил парик, а за спиной постоянно держал туго свернутый зонтик. Девин этого господина совершенно не выносил.
Другой - маленький, круглый, напоминавший смуглой кожей и импульсивностью еврея, - был Джо Шеридан.
Местный фанфарон - неизбежная фигура в каждом маленьком городке, - он всегда находился в состоянии похмелья после очередного опьянения собственной важностью. Пока четверка сходилась, Девин успел, подняв глаза, заметить двух иностранных матросов, которые, подперев ладонями молодые лица, смотрели на них из-за борта судна.
- Ну, друзья мои? - бодро спросил Уилен.
- Их сейчас там две, отец: Нора Фитцпатрик и Филли О'Мэлли, - доложил Салливан пронзительным бранчливым голосом. - Самые отъявленные из всей бражки.
- Ну вы, оба, подымитесь-ка на судно и прикажите им сойти сюда, ко мне, - распорядился У плен.
- Хотелось бы знать, отец, каково наше юридическое положение, - сказал Шеридан подчеркнуто глубокомысленным тоном. - Иными словами, обладаем ли мы каким-либо locus stand!? [Статусом (лат.)]
- Ну, если вас пырнут ножом или перережут вам глотки, - сказал с тихим злорадством Девин, - виновные, надо думать, предстанут перед судом. А вот будут ли ваши семьи иметь право на компенсацию, сказать затрудняюсь.
Ирония не дошла до Уилена: чтобы развеять страхи своих помощников, он положил одну волосатую лапу на плечо Девину, а другую - Шеридану. Сам он излучал священную уверенность в правоте своего дела. Он радел о цыплятках, а уж о курочках позаботится сам господь!
- Не беспокойтесь о юридическом статусе, - сказал он отеческим тоном. Всю ответственность я беру на себя.
- Мне этого вполне достаточно, отец, - заявил Шеридан, гордо выпрямляясь, и, тотчас напялив шляпу на глаза и сложив за спиной руки, стал подыматься по трапу с видом детектива из плохого американского боевика. Салливан устремился вслед за ним с высоко поднятой головой, прижимая к спинному хребту спасительный зонтик. Прелестная парочка, подумал Девин. Они подошли к стоявшим на палубе матросам.
- Две девицы, - сказал Салливан своим пронзительным голосом. - Нам нужны две девицы, которые поднялись на ваше судно полчаса назад.
Матросы не пошевелились. Один, лениво скосив глаза, смерил Салливана с головы до ног.
- Не на наше, - сказал он развязно, - На то. Там всегда девчонки.
Тогда Шеридан, успевший оглядеть сходной трап, дал себе волю:
- Филли О'Мэлли! - загремел он, - Выходи сейчас же! Отец У плен хочет с тобой говорить.
Прошла минута, другая - никто не появлялся. Но вот, прижимая платок к глазам, на палубу поднялась высокая девушка с чахоточным лицом. При виде ее уботого наряда, дешевой шляпки и грошовых бус Девину стало не по себе: гнев и стыд, ярость и желание язвить вдруг овладели им. Добрые пастыри нечего сказать!
- Превосходно, сыны мои! - поощряюще крикнул с берега отец Уилен. - А теперь беритесь за другую.
Шеридан, упиваясь своим торжеством, ринулся было вниз по сходному трапу, но один из матросов отвесил ему такого тумака, что он отлетел на край палубы.
А матрос как ни в чем не бывало встал в проходе, закрыв его собой. Уилен вспыхнул от возмущения и, дождавшись, когда Филли О'Мэлли сошла на берег, сам двинулся наверх. Девин успел шепнуть девушке: