Она отпустила его руку.
— Как ты думаешь, твой брат был особенный человек? — спросила Маргарита.
— Он мог бы им стать, — сказал Оле. — Но вдруг он изменил курс. С него будто кору содрали. Он бы многого достиг, если б захотел.
— По мне, это невелика заслуга. В общественном аппарате и так людей хватает. Одним больше, одним меньше, подумаешь, важность. Нет, — говорила она. — Кому было лучше от его защиты, от его предложений? Разве уверенность в завтрашнем дне хоть сколько-нибудь крепла у большинства, а ведь речь именно о большинстве, и плевать на богатых и одаренных? Что — было это? — говорила она. — Мое-то дело маленькое. Я-то была только непонятливая официантка в трактире, где рождались планы его благодеяний.
— Ты чересчур много требуешь, — сказал Оле.
— Почему? Конечно, бывает и так: подкованный, непредубежденный гражданин, пекущийся о пользе общества. Но так не было, — сказала Маргарита. — И вообще нам всем пора закругляться.
— Печальное время.
— Не для меня. Для меня наоборот. Но для всех, кому бессчетные провалы представляются победами и кто так дерет нос, что и двумя словами не перекинется с соседями. Как раз я не так уж много требую. Знаешь, что я собираю: фальшивые монеты, да и то из лакричных лепешек.
Они вышли из машины, отперли дверь, внесли багаж Оле в комнату Лео, где Оле тотчас кинулся к книжным полкам.
— Я пойду руки помою, — сказала Маргарита.
Роза для всех готовила чай. Она на кухне жарила хлеб, покуда Марк разговаривал с Альвой, от которой нелегко было отделаться. Он принялся было листать книгу, но она сыпала в него вопросами.
— Согласен, — сказал Марк. — Революция не может учесть требований инвалидов.
Маргарита до небес превозносила Розу.
— Ты еще увидишь Лео в креслице, — сказала она ей. — Ей-богу, увидишь.
— Маргарита, — сказала Роза. — Столько есть радостей, которых мы заранее не можем себе, представить. Думаем, нам будет тяжко и невыносимо, а потом оказывается — нам только того и надо.
— Роза, — сказала Маргарита. — Не нравится мне то, что ты говоришь.
— Маргарита, — сказала Роза.
— Но кто тебя знает, может, ты и права.
После чая Марк ушел. Тут он и наткнулся на Оле, сидевшего за книгой в комнате Лео. Оле бросил несколько дружелюбных звуков вслед проходившему за Маргаритой Марку.
Когда он стоял в дверях и прощался, она опять увидела святость, стремительность, всеготовность и взгляд, недальний и неблизкий.
— Привет горе Синайской, — сказала она и отступила на шаг.
Он, полуобернувшись, посмотрел ей в лицо.
— Спасибо, — сказал он. Таким он ей нравился. Он отступал по кафелю, кривой от рюкзака.
«Борода мала», — подумала она.
А Франк сейчас на пути к дому.
Глава 9
НАКАНУНЕ
Несколько месяцев пролежав без сознания в больнице после автомобильной катастрофы, Лео Грей начинает поправляться. Его уже возят в кресле. Возможно, будут еще успехи. Возможно, он научится объясняться на пальцах. Возможно, он научится плавать.
В один из последних дней мая Лео Грея вывезли на больничную террасу.
Февраль со скверной, какой не упомнят старожилы, самой скверной за столетие погодой и с щедрейшими в столетии прогнозами прошел без перемен. Всякий раз, когда приходила Маргарита, голова Лео лежала все в том же положении, словно ее боялись трогать. Только губы, больше кривясь либо взбухая, выражали то печаль, то покой. Состояние, как говорила старшая сестра, было без перемен. Немногим пространней объяснялся главный врач. Вопрос о почках, как и следовало ожидать, разрешился улыбкой и замечанием о том, что надо надеяться на лучшее. Весь февраль подле постели настойчиво пахло цветами от старых друзей, от коллег, и неизменно первой кидалась в глаза Маргарите темно-красная роза. Ту женщину, она выяснила, звали Эрна.
К середине марта Лео вдруг открыл глаза, он, оказывается, уже и раньше открывал их, сиделка замечала, но тут открыл глаза и издал слабый звук.
И это уже не было «состоянием без перемен». Все внимание персонала сосредоточилось на Лео. Прибавилось аппаратов, усилился уход, и, окажись в подобном случае полезным джаз-оркестр, его б незамедлительно наняли воскрешать полупокойника.
— Невероятно, — говорил теперь главный врач. — Я просто ничего не понимаю.
Все просто ничего не понимали.
Роза Побледнела. Маргарита за нее беспокоилась. Дома у нее было плохо. Но сейчас Роза спокойно обнимала Маргариту за плечи и улыбалась: