— Лео, — сказала ему Маргарита, как-то вкось притягивая его к себе; ей хотелось видеть его, хоть он ее не видел и не понимал, — через месяц ты вернешься домой, я за тобой буду ходить. Я буду утром отводить тебя в инвалидный дом, а вечером забирать. Знаю-знаю, ты бы сказал — хорошенького понемножку. Ты такого не любил. Тебе подавай счастья. Но что поделаешь? Какой у меня выход?
Она прикрыла рукой его руку.
— Бывает счастливая судьба и злая судьба, Лео. Я выбираю злую судьбу, Лео. Не в тебе тут дело. Просто так, по-моему, надо. И не для того, чтоб быть доброй. Просто соблазн такой. Никто ничего мне не обещал. И я тебе ничего не обещаю.
Она посмотрела на него. Надо бы захватить с собой замшевое пальто. Оно бы пошло ему. Она встала с шезлонга, опустилась на корточки, положила голову к нему на колени и заметила, что он на нее не смотрит. Она взяла его руки, положила к себе на затылок, и, когда она подняла глаза, она увидела, что он разглядывает собственные руки, уже соскользнувшие на колени.
Ей важно было в этом удостовериться.
— Я не буду тебе верна, Лео, — сказала она. — На это ты не рассчитывай. Но что мне делать с собой, я тоже не знаю.
Он испустил вздох.
— Может, приучусь петь на кухне, — сказала она.
Пришли Роза с Альвой… Альва была в колясочке. Им разрешили покатать Лео по парку. Роза подталкивала Лео, у нее был больший опыт, Маргарита шла за Альвой, и та веселилась от души.
— Мы как будто король с королевой, а вы наши слуги и возите нас по парку.
Долго стояли у фонтана, вода была ясная и чистая, бассейн глубоко просвечивался солнцем, и в его лучах полоскались золотые рыбки.
Глаза Лео стали внимательней.
— Может, это игра света, — сказала Роза, — кто знает?
Альва сказала, что было бы замечательно вместе провести лето. Она бы научила Лео ездить в колясочке.
— Ой, — кричала она, — ну пожалуйста.
— Конни будет на курсах, — сказала Роза. — А ты?
— Ох, знаешь, — сказала Маргарита, — мне хотелось немного попутешествовать, но я сама не знаю, может, из этого ничего и не выйдет.
С каждой минутой делалось все ясней, что две-то недели они проведут вместе.
— Ну как, замечаете сдвиги? — спросила старшая сестра, когда ей вернули Лео.
Маргарита улыбалась.
— О, — сказала она. — Явные сдвиги.
Она накликала злую судьбу.
Давно уже она не свистела, и теперь, по дороге домой, свистела отвратительно.
Вот ведь как все обернулось.
И конца этому Не видно. И вообще ничего не известно.
Друзья мои хорошие.
Дома ее ждало срочное письмо от Марка о немедленной посылке ему денег и открыточка от Оле, который был в Индии и слал оттуда ценные советы. Помогай другим, и они тебе помогут. Гениальное требование беспомощных друг к другу. Какая чепуха.
Не успела она вымыть руки, как зазвонил телефон. Это был Франк, обнаруживший, что все его семейство отправилось на прогулку в лес, и решивший оповестить ее о том, как он по ней тоскует. Если бы только он выражал это несколько иначе.
Можно, он к ней приедет? Ну да, конечно, не сию минуту, но попозже вечерком? Тут надо еще кое-что уладить в конторе, но ему хочется с ней поговорить.
— Мне это не очень кстати, — сказала Маргарита.
— А что? Ты ждешь гостей? Или у тебя сидит кто-то?
— Да нет, все в порядке, Франк, — сказала она, раз он все равно ничего не понял. — Я рада. Приходи.
Может, зря она к нему придирается?
Съевши омлет, она вышла в сад. В полном параде и в отличном виде, если верить зеркалу. Она бестолково и упрямо унимала сорняки и сухие ветки и любопытство соседей, через ограду интересовавшихся здоровьем Лео.
— Он скоро выпишется? — спрашивал сосед, у которого росли китайские яблоки. Подоспевшая жена из-за его плеча совала голову в ограду.
— Ах, мы столько о вас думали, — сказала она.
Маргарите вскоре открылось, что первого десятка фраз могло бы и не быть. Неизбежный вводный ритуал. Дальше пошли их собственные неприятности: у кого-то там тромб, у сестры рак, малокровие у ребенка. Далее следовала премудрость во всех видах.
— Тут уж ничего не попишешь, — сказала соседка с восточной стороны, с расстроенным вестибулярным аппаратом, которой была противопоказана соль. И даже купаться противопоказано.