Кирилл смотрел на неё в упор, пытаясь найти тысячу аргументов тому, что не хочет ей мешать, не желает принуждать её, останавливать… Он знал, какой смысл могут нести последующие карты, но сам уже не хотел так испытывать её, заставлять делать те вещи, которые там описаны. Ещё пару дней назад он бы силой заставил её остаться и перевернуть эту треклятую карту, но сейчас… что-то изменилось. Что-то останавливало его от того, чтобы настоять и принудить её продолжить игру. Он может её отпустить… Он должен это сделать. Сейчас — иначе потом уже не заставит себя смириться с этим. Его глаза тускнеют, а взгляд опускается вниз, начиная бесцельно исследовать поверхность пола, и лишь тихое «Удачи…» срывается с его губ.
Пользуясь минутной заминкой и собственной решимостью, Алёна устремляется к входной двери, трясущимися от переизбытка эмоций пальцами поворачивает ключи в замочной скважине и пересекает порог того места, которое нельзя было назвать обычной квартирой. Это миф, сон, оазис самых сокровенных чувств, место, где небо соприкасается с землёй, отчего здесь мало кислорода, а тот, которым приходится дышать, наполнен страстью, растущим напряжением и гнетущей болью. Стараясь не оглядываться и не думать больше ни о чем, Алёна, игнорирует лифт и сбегает вниз по лестнице, оставляя за собой многочисленные этажи, хранящие её самые сокровенные секреты, самую страшную боль, которую почувствовать можно лишь самой душой, израненным сердцем…
Солнце садится уже так рано, и за окном вечерний сумрак, будто туманом, неспешно покрывает улицы. Клубки дыма расходятся по всей квартире, словно пытаясь заполнить пустоту комнат, развеять полумрак, их окутывающий.
Кирилл равнодушно наблюдает за медленно плывущими тучами, прислушивается к тихому шёпоту мелкого дождя, напоминающего своим присутствием о том, что осень всё явственнее овладевает городом. Изредка его взгляд останавливается на ровной колоде карт, всё еще лежащей на стеклянной поверхности столика. Одна из карт, сумевшая скрыть свой секрет, хранящийся на другой её стороне, лежит отдельно ото всех. Даже из праздного любопытства Алёна не перевернула её, не захотела увидеть последнее задание, которое её ожидало. Алёна… Пожалуй, это имя сейчас было единственным, что звучало в его мыслях, лишая возможности убедить себя, что ему всё равно. Она другая, не похожая на остальных марионеток, которые так или иначе входили в его жизнь, пытаясь какими-либо путями заполучить его расположение. Ей не нужна была его благосклонность, и от этого с ней хотелось быть иным, не как со всеми. Ей хотелось доверять… Потому что этой девушке было всё равно, как доказывать свою правду: нежась в кровати или же стоя на краю подоконника на двадцать пятом этаже. Её душа угадывалась через свет глаз, нежный голос, трепетные касания… Алёна… Это не на четыре дня. Жизни будет мало для того, чтобы узнать её. И он соврёт самому себе, если решит, что это ему было не нужно. Никакие задания не сравнятся с тем, что она приготовила для него. Ведь сейчас он начал смотреть на вещи иначе. Все убеждения теряли смысл, а сомнения в собственных решениях и поступках крепли с каждым новым днём, проведённым с ней рядом.
Затушив окурок в пепельнице, Кирилл снова бросил взгляд на одиноко лежащую карту. Спонтанно он схватил её со стола, переворачивая лицевой стороной к себе, и тут же замер. Рука сильно сжала тонкий картон, разрывая по бокам, сминая и искажая изображение на карте. Джокер смотрел на мужчину своими безликими глазами, всё шире растягивая улыбку на бумажных губах, и, кажется, его дикий смех заполнил комнату, набатом отдаваясь в ушах Кирилла. Сжав карту в кулаке и на ходу схватив ветровку, Кирилл поспешно вышел из квартиры, шумно захлопнув за собой дверь.
========== 12. Открывая карты. ==========
Наизусть перечисляй мои улыбки,
Наизусть запомни пальцами тепло мое,
Нас не спасут весна и крепкие напитки,
Все одно, все ничто, все равно нулю.
Когда город уснул на твоих руках без меня,
Когда делится мир пополам, но без тебя,
Когда ты поджигаешь ночи — не уснуть,
Знаешь, кто-то читает тебя наизусть.
Наизусть перечисляй шаги за дверью,
Наизусть учи по миллиметру кожу всю,
Нас не спасут горячим чаем и постелью,
Все одно, все ничто, все равно нулю.
Когда чувствуешь, что у тебя отняли что-то очень важное, нужное, просто необходимое для того, чтобы жить и иметь возможность дышать, — уже не задумываешься о последствиях, собственном благополучии, спокойствии привычного хода жизни. Всё вмиг перестаёт быть важным, а первостепенную роль играет лишь желание вернуть ту необходимую частичку, без которой уже нет смысла бороться дальше, идти начерченным путём, надев привычную безликую маску безразличия. Но далеко не многие способны признать, что для них является по-настоящему дорогим…
«Только бы успеть…» — только эта фраза беспрестанно витала в мыслях Кирилла, когда он гнал по городским дорогам, проезжая на красный свет светофоров, нагло подрезая других участников дорожного движения и выжимая из своего мерседеса всё, на что только тот был способен. Уличные фонари яркими бликами освещали салон автомобиля, когда машина проносилась мимо по ночному шоссе. Дорога блестела от только что прошедшего дождя, тяжёлые, налитые свинцом тучи кружили над городом, будто сопровождая бесшабашного водителя своей серой тяжестью, предупреждая того, чтобы прекратил рисковать и снизил скорость. Хаотично перестраиваясь в шахматном порядке на трассе, Кирилл едва ли думал о какой-либо безопасности, кроме того, что ему отчаянно нужно на железнодорожный вокзал, и у него нет времени на пробки, соблюдение скоростного режима и вообще каких-либо правил. Страшно было подумать о том, что он может не успеть. Что будет, задержись он хоть на одно лишнее мгновенье где-то перед светофором?
Сопровождаемый очередным негодующим сигналом резко подрезанной машины, Кирилл выезжает на оживлённую улицу, где, меряя обочины и теснясь, как только можно, вырывается вперёд, набирая скорость и проявляя всё свое мастерство на дороге. Впереди — ещё один светофор, отрезающий его от вокзала. Проскочив на только что загоревшийся красный, Кирилл резко бьёт по тормозам, отчего мерседес оставляет за собой на асфальте яркие полоски от шин. Тяжело дыша, машинально съезжая на обочину, Кирилл отпускает руль, прикрывая глаза. Он только что едва не сбил мать с ребенком в коляске. Мысли об Алёне стеной застлали его разум, блокируя любую осторожность. Так дальше нельзя…
Сжимая в руке билет, Алёна поднимается на поезд, спонтанно обернувшись назад и всматриваясь в толпу людей, ещё раз напоминая себе, что ее некому провожать. Душа рвалась вернуться назад, в этот чужой город, хранящий что-то очень важное, необходимое для неё, но здравый разум приказывал прекратить мучить себя, отправиться туда, где её место. Передав билет проводнику, девушка вошла внутрь вагона и принялась искать своё купе. Сказать, что кошки скребли на душе, — ничего не сказать. Такой разбитой и подавленной Алёна не чувствовала себя еще никогда. Ощущение такое, будто она разбилась, спрыгнув с большой высоты, однако тело не чувствовало боли, в то время как душа вырвалась из него прочь и витала где-то под облаками, силясь унять ту боль, которая разрывала её на кусочки. И всё же нужно смириться… Нужно принять всё как есть и двигаться дальше… Или назад, но это теперь не имеет значения… Ведь уже всё равно…
— Эй, вам нельзя сюда! — проводница встала грудью перед входом в вагон, останавливая молодого человека на ходу. — Где ваш билет?
Какой билет? О чём она? Кирилл судорожно пытался понять, кто вообще эта женщина, возникшая на его пути, пресекая возможность вновь увидеть Алёну. Но что его может остановить, когда он уже заметил в одном из окон вагона каштановые локоны, тонкие красивые руки, укладывающие вещи…