Я, молча, согласился с ней, понимая: парни сейчас убили несколько проблем разом, буквально заморив в этом каземате нашпигованных сывороткой ярости «зомби».
— Ттух, — плюхались в фургоны тела, — Клац, — захлопывалась очередная дверь и подъезжал следующий «автозак».
Нам досталось местечко в третьем по счету автомобиле.
Коренастый китаец махнул в нашу сторону вороненым стволом автомата и что-то гаркнул.
— Танцуем с левой, — открыла счет первым шагам Карина…
Что-то невнятное мелькнуло в глазах у конвоира, когда мы проходили мимо, и полное безразличие сменилось у него чем-то вроде неподдельного интереса-уважения.
Наша воительница мимоходом спросила его о чем-то, а тот лишь отмахнулся, ограничившись лишь парой слов.
Расковывать нас не стали и пришлось карабкаться по узенькой металлической лестнице, как Бог на душу положит. Внутри же мы попросту бахнулись на пол в уже привычно порядке, устроившись среди обессилевших манекенов, разевающих, словно рыбы рот.
— О чем спрашивала? — поинтересовался Рубан после клацанья замков за спиной.
Мне почему-то казалось будто Карина сейчас станет по обыкновению дурачиться, но она лишь помолчала немного и выдала:
— Плохо все, парни. Я попить спрашивала, а он говорит — там напьетесь. К тому же не расковали. По-моему, нас убивать везут. Как говоришь, милый, это место на допросе называли? Отстойник?
— Отработка, — буркнул я, понимая, что девчонка не так уж неправа.
— Значит и мы отработка, — ледяным голосом поставила точку Карина и добавила дурашливым тоном, — Споём?
— Чего споем-то? — как-то испуганно пискнул Сергей…
— А Варяга, — злобно отозвался Рубан, — Помирать же едем…
— Слова-то знаешь? — оживилась Карина, — Нет, правда. Всегда мечтала спеть что-нибудь эдакое, если именно так всё заканчиваться будет…
Я промолчал, а Серёга неожиданно заплюхал носом.
Двигатель автомобиля натужно урчал — он явно объезжал какое-то препятствие, пробираясь вперед, и скорость его была невысокой.
За железной коробкой будки иной раз звучала человеческая речь. Один раз даже кто-то из прохожих хлопнул со смехом по обшивке фургона. В ответ из кабины прозвучал злобный окрик и одиночный выстрел.
Испуганный возглас и топот шагов. Шутник явно ретировался.
— На палубу вышел сознанья уже нет, — неожиданно запел Саня.
— Это ж не Варяг, — пыталась возразить Карина.
— Пою что помню, — злобно отозвался Рубан и продолжил, — В глазах у него помутилось.
— Увидел на миг ослепительный свет, — подхватил я щемящий мотив, — Упал, сердце больше не билось…
— Не хочу так! — с неожиданной яростью заорал Сергей, — Так не может быть! Мы же всех победили!
— К ногам привязали ему колосник… — выводили мы на пару с Саней. Нам уже было плевать, что там дальше. Важнее допеть что помнили, чтобы после начать сначала, а потом еще и еще.
Не знаю, что чувствовал сорвавшийся в истерику Серега, а у меня перед глазами вставали вместе с песней русские моряки и нечеловеческие испытания, в которых и шлифовался этот яростный текст.
Мы с Саней были сейчас не здесь, а на крейсерах, что шли под командованием адмирала Рожественского на верную гибель в Цусимском проливе.
Жара и жажда. Нечеловеческие условия. Кто-то бежал на берег, будто иная крыса, но таких было немного, и гибли матросики, гибли, но вахты своей не бросали.
— Напрасно старушка ждет сына домой, ей скажут, она зарыдает, а волны несут от винта за кормой и след их вдали пропадает…
«Нет смерти», — говорили мне Сашкины глаза, — «Нет!» — отвечал ему я.
Автозак неожиданно остановился, прыгнув на кочке, но мы не перестали петь — нельзя останавливаться — мы знали это и пели, наверное, уже по шестому кругу. Теперь уже вчетвером. Эх, если б не эта сушь во рту…
Прервали нас неожиданные выстрелы рядом с машиной. Не сговариваясь, мы замолчали, пытаясь угадать, что происходит.
«Не перестрелка», — понял я и переглянулся с Кариной.
— Добивают, — кивнула она головой, — Мы на закуску.
— Поём что ли? — гнал от себя страх наш интеллигентный Серега.
— Потом. На улице, — отрезала «бандерша».
Клацнула дверь соседнего автозака. Говор на китайском. Кто-то сбрасывал неподвижные тела на землю. Позвякивали цепочки расстегиваемых наручников-кандалов.
Все деловито-споро. Без лишних слов и почти без команд. Каждый знал, что ему делать.
— Тах, — прозвучал в стороне первый выстрел, — Тах-тах, тадах…
— Отработка, — шептал снова замерший на грани истерики Серега, — Мы отработка…