В глубине двора, под навесом, стояла «Волга» Руденко. Навес был прилеплен к летней кухне (флигелю), плавно переходящей в добротный кирпичный гараж на две машины. Рядом с кухней высился насыпной погреб с обитой железом дверью и оборудованным по всем правилам инженерного искусства вентиляционным коробом.
«Волга» под навесом… Значит, Руденко собирался куда-то ехать? Какое досадное упущение! Надо было предусмотреть хотя бы беглый обзор двора, прежде чем тащить полковника в контрразведку. А то сосредоточились на деликатности в отношении родственников преступника и прозевали такой здоровенный флюид…
– Мы тут ночевать будем? – Петрушин многозначительно посмотрел на Иванова и кивнул в сторону погреба. – Вот с чего надо было начинать! Не выходит никто – ну и хрен с ними…
– А мы в мирном городе, – веско напомнил Иванов. – Привыкайте, нам еще не раз в такой обстановке придется трудиться.
– Сходить? – предложила Лиза. – Типа дама, толерантность и все такое прочее…
– Спасибо, я сам, – полковник с благодарностью глянул на Лизу, пошел к крыльцу и через плечо показал нам кулак: – Стоять, не двигаться, ничего не трогать! Хоть одна банка с огурцами пропадет – вычту с получки…
Иванов громко постучал в металлическую дверь – (мало ли, вдруг звонок у калитки нерабочий?), выждал для приличия с минуту и вошел. Как только он распахнул дверь дома, во двор плеснула задорная музыка и характерный гомон застолья.
– Ну! – Глебыч одобрительно крякнул: – Отдыхают люди. Теперь понятно, почему не открывали.
– Че-то тут того… – Вася с сомнением покрутил головой и зачем-то задвигал ноздрями, как будто принюхиваясь. – Не того…
– В смысле? – насторожился Петрушин.
– Да как в погребе! Когда гуляют, всегда на улице слышно. Чай, не глухонемые. А тут – тишина. Пока дверь не раскрыли, не слышали ничего…
– Значит, звукоизоляция хорошая, – рассудительно заметил Глебыч. – Вон, стеклопакеты везде…
– А гости? Кто видел, как гости съезжаются? – Вася обернулся ко мне. – Я что, все на свете проспал?!
– Не было гостей, – успокоил я Васю. – Наверное, приехали, когда мы в контрразведку…
В этот момент на крыльцо вышел Иванов.
И как-то странно вышел… Задом наперед, на цыпочках, вжав голову в плечи и как будто даже затаив дыхание. Знаете, как пятится человек от чего-то большого и страшного, боясь это страшное разбудить!
– К бою! – тихо рявкнул Петрушин.
Мы метнулись к дому, доставая на ходу оружие, и прилипли спинами к стене.
– Не надо, – Иванов шумно выдохнул и помотал головой, будто отгоняя наваждение. – Заходите. Только аккуратно, не наступите…
В доме было скверно. Все перевернуто вверх дном, повсюду разбросаны вещи. Навороченный домашний кинотеатр (простому военному такой явно не по карману) орет как оглашенный, транслируя видеозапись чьей-то свадьбы…
На полу, в гостиной, в буквальном смысле плавали в собственной крови три женщины разных поколений. На свои оперативные снимки они сейчас были похоже меньше всего, но я все-таки определил, что это теща, жена и дочь нашего преступника. У всех трех было перерезано горло. Вернее, не просто перерезано, а прямо-таки развалено до шейных позвонков.
– Вход держите, – деловито буркнул более других адаптированный к таким зрелищам Петрушин и кивнул Васе: – Пошли…
Характерная деталь: дочь Руденко, девочка лет пятнадцати, почти полностью обнажена. На ней остались лишь лохмотья изорванной футболки. Тело ее покрыто ссадинами и кровоподтеками…
– Вот же суки…
Это Костя – стиснув зубы, с придыханием и неподдельной ненавистью. У Кости дочь примерно такого же возраста. Такие вещи, как правило, всегда отчетливее воспринимаются с точки зрения личной сопричастности…
Все окна в доме плотно закрыты и занавешены шторами. И пахнет, как в убойном цехе. Воздух плотный, с тошнотворным солоноватым привкусом и какими-то непередаваемыми флюидами страшных страданий. Даже обладая небольшим опытом в подобного рода делах, можно сразу сказать: в этой комнате несколько человек не менее часа истекали кровью и потели от боли и ужаса…
– Давайте окно откроем, – побледневшая Лиза шумно сглотнула. – Какой ужасный запах…
Девочка вся в кровоподтеках… Кровоподтеки, как известно, это явления прижизненного характера. Только живая плоть реагирует мгновенным приливом крови к травмированному участку тела.
Руденко звонил домой минут за двадцать до нашего приезда и разговаривал с кем-то из тех, чьи трупы мы сейчас наблюдаем. Скорее всего, с женой…
Чтобы вот таким образом резвиться, нужно некоторое время. То есть вряд ли злодеи делали это после звонка, когда стало ясно, что сюда скоро пожалуют посторонние. Это что же получается… Руденко разговаривал с женщиной, к голове которой был приставлен ствол?!
– Чисто, – доложил вернувшийся Петрушин. – Никого. Но тоже – все перевернуто.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Иванов, поочередно открывая форточки в окнах зала. – Откуда что берется… Кто?! Зачем?! Почему именно сейчас, когда мы его взяли?! Лиза, можешь выйти, мы тут и без тебя как-нибудь…
Лиза дернула плечиком, постояла с минуту у форточки и достала из сумки камеру. Да, надо снять все это безобразие до приезда оперативной группы. У нас уже не раз бывало такое, что по ходу деятельности команды возникали разные осложнения как мелкоуголовного, так и откровенно убойного характера. И за это потом злые коллеги из разных ведомств пытались подвесить на нас всех доступных собак и прочую животину. Так что, наученные мы горьким опытом, страхуемся как можем.
– Вот так ни фига себе, съездили за машинкой…
Иванов посмотрел на часы, чертыхнулся и достал телефон. Ошалев от впечатлений, мы непродуктивно потратили минут семь. Мелочь вроде, правда? Но семь минут – целая вечность для первого оперативного решения по ситуации. К примеру, за это время можно покинуть не только город, но и пригородную зону охвата спецмероприятиями типа «Кордон», «Гастролер» и так далее. То есть свалить насовсем, окончательно и бесповоротно. Потому что вне города по трассе с постами ездить не обязательно. А здесь повсюду такой ландшафт, что без всяких дорог можно добраться до любого грузинского перевала…
– Не понял… Они что, сговорились сегодня?!
Братковский, местный дивизионный контрик, не отвечал. Телефон оперативного дежурного по контрразведке тоже молчал. Иванов от возмущения пошел пятнами и отчетливо вымолвил пару непечатных выражений. Это редкость – чтобы вот так при даме. Однако, и в самом деле, чего это они? Ладно, Братковский занят допросом, отключил телефон. Но дежурному-то сам бог велел постоянно находиться на связи!
– Да чтоб вы все сдохли, уроды горбатые! – Иванов опять стал набирать кого-то из нужных нам абонентов. – Саботажники, блин…
Да, связь с контрразведкой нам сейчас нужна как воздух. Если непонятно, объясняю. Кто-то убил семью Руденко. Как раз в тот самый момент, когда мы его взяли. Есть все основания предполагать, что это как-то связано с нашим интересом к нему. В противном случае очень уж фантастическое совпадение получается, такого в жизни просто не бывает!
Теперь нам надо как можно быстрее поднять на ноги все окрестные силы правопорядка. Чем черт не шутит, вдруг успеем отловить супостатов. В таком деле даже самый минимальный шанс нужно использовать с максимальной отдачей. Так вот, «поднять» – это только звучит легко и просто, а на деле все значительно сложнее. Позвонит Иванов дежурному по УФСБ, милиции и так далее, сообщит о ситуации, представится… А кто такой Иванов? Какой-то полковник контрразведки, никому здесь не известный, с расплывчатыми полномочиями, подтверждать которые целое дело. Короче, на место должна прибыть опергруппа, которая разберется в ситуации и доложит по команде, только после этого на верхах будут принимать решение об объявлении глобальной операции. Времени уйдет – туева хуча.
Кроме того, есть ведь еще и другой аспект. Как раз тот самый, по поводу которого бледнолицая Лизавета снимает сейчас трупы и обстановку на камеру. Если даже по-хорошему разобраться, мы в этом деле как минимум свидетели и придется нам крепко застрять здесь, чтобы принять участие в следственной процедуре. То есть об оперативной работе по горячим следам даже и мечтать не стоит.