– Будут. Жареное мясо и вино.
Брови Юнфала приподнялись. Наконец-то нормальный посетитель! Молодой еще, совсем юнец, а держится властно, уверенно. Похоже, из знати. И одет не бедно…
– Отборная свинина, сочная, нежная! А вино такое, что и наррабанскому Светочу не стыдно к столу подать! – посулил Юнфал, радуясь, что хоть у кого-то сегодня кусок в горло полезет. Дай ему Безликие здоровья и аппетита, этому зеленоглазому красавчику!
Трактирщик повернулся, чтобы сбегать на кухню и распорядиться насчет мяса и вина… и понял, что обрадовался рано.
До сих пор неприятности плескались вокруг «Лепешки и ветчины», но в таверну не залетали даже брызги. Но теперь в трапезную по-хозяйски вошла самая настоящая, полновесная неприятность.
Посетители бочком-бочком придвинулись к стене, освобождая путь четверым парням, возникшим на пороге.
Старшим явно был лохматый детина с наглым взглядом и намотанной на запястье цепью.
Чуть позади него спокойно стоял крепкий, с проседью мужчина, в котором по осанке можно узнать наемника.
Рядом высился третий, годами помоложе и видом попроще. Этакий долговязый и жилистый крестьянский сын, из тех, что на медведя с рогатиной ходят.
Из-за плеча наемника выглядывал рябой молокосос с возбужденно горящими глазами, но его трактирщик и взглядом не удостоил, нюхом почуяв мелкую рыбешку.
Никакого оружия, кроме цепи у главаря, не было видно ни у кого из этой четверки. Но «не видно» еще не значит «нету».
– Кто такие? – шепотом спросил трактирщик у вышибалы, очень вовремя возникшего рядом.
– Люди Жабьего Рыла, – быстрым шепотом ответил тот. – За старшего – Потрох, у которого цепь…
– Да что им надо-то? – тихо изумился хозяин. – Я вроде дань исправно плачу.
Но компания, стоящая у порога, не соизволила даже поздороваться с хозяином. Так же холодно и презрительно оглядывали недобрые гости притихшую трапезную.
– Который длинный, того Орясиной кличут, – успел пробормотать вышибала, – а наемника я не знаю…
Тут Потрох соизволил открыть рот.
– Эй, Редька! – бросил он небрежно. – А ну смотри – который?..
Рябой молокосос с готовностью вылетел из-за спины главаря. Голос его срывался на визг от мстительной радости:
– Вон тот! Который в красной рубахе!.. Который у окна!..
– Цыц, – степенно оборвал его наемник. – Поняли уже.
И вся компания неспешно прошествовала через таверну. Ни нарочно, ни случайно никто не оказался у них на пути. А за их спиной, в дверях, возник человеческий водоворот. Люди молча работали локтями, пробиваясь к выходу.
«Лепешка и ветчина» перестала быть приютом и убежищем.
Те немногие, кто остался в таверне, жались к стенам. Осторожность деловито шептала им: «Уходить пора!» Но громче, навязчивее был горячечный говорок любопытства: «Ой, что сейчас будет, что будет!..»
И зеваки жадно глядели на то, как грозные пришельцы остановились перед темноволосым юношей в красной рубахе. Их разделял стол. Юноша снизу вверх смотрел на подошедших. В его доброжелательном взгляде не было даже тени страха.
Потрох пренебрежительно глянул на нарядного юнца и обернулся к своему рябому спутнику:
– Ты что это, Редька, шутки шутить вздумал? Мы-то решили, что тебя серьезный боец обидел. Уж с этим сопляком и сам разобраться мог! Может, следующий раз нас кликнешь, чтобы отшлепать пятилетнего карапуза? Других дел у нас нет, особенно сегодня!
– Да ладно тебе! – беззлобно перебил его наемник. – Мы ж не крюк делали – мимо шли! Так чего бы по пути не поучить нахала?
– Верно говоришь, Чиндаг! – подхватил Орясина. – И сами потешимся, и гаденыша поучим. Ишь, ухмыляется, словно ему бродячий балаган комедию ломает!
Потрох развел руками – мол, что уж с вами, парни, поделаешь! – и обратился к улыбающемуся юноше:
– Кто ж ты таков будешь, молодой господин, и откуда на наши головы свалился?
– С улицы забрел, через дверь вошел, – приветливо отозвался юноша. – А зовут меня Нургидан Черный Арбалет из Рода Айхашар.
– Из знати, стало быть? – тоном грозного обличения воскликнул Орясина.
Трактирщик, бочком-бочком подобравшийся к стойке и приготовившийся за нее нырнуть, похолодел при этих словах. Стало быть, ему, Юнфалу, предстоит неприятный разговор со стражей: как это в «Лепешке и ветчине» очутился труп знатного юноши?
А будущий труп знай себе ухмылялся, явно не чувствуя, что над ним сгущаются тучи.
Потрох скорбно покачал головой – мол, тяжелый случай! – и вопросил:
– Ты зачем, господин, нашего Редьку обидел?
– Это вон того, рябого? – уточнил Нургидан. – Да ты глянь на него получше, тебе ж самому захочется ему по морде съездить!
Потрох невольно оглянулся на рябого – и поперхнулся словцом, которое было готово сорваться с языка. Похоже, ему и впрямь захотелось съездить Редьке по морде.
Наемник Чиндаг хохотнул, а Орясина возмутился:
– Ты бы, господин, сначала спросил, кому Редька служит!
– Да, – приосанился рябой. – Жабьему Рылу!
Чиндаг молча отвесил дурню затрещину. Да, у каждого сейчас это имя на уме, никто не ошибся… но вслух-то зачем «ночного хозяина» называть?
– Запомню, – покладисто кивнул Нургидан. – Так впредь и буду делать, как вы, люди добрые, научили. Захочу кого-нибудь отлупить – первым делом его спрошу: на кого работаешь? Он ответит: на Жабье Рыло. Только после этого начну его бить. Не раньше.
Наемник Чиндаг от души расхохотался. Орясина пытался понять, что происходит. А Потрох, не привыкший к подобным речам, наливался гневом:
– Ты что, змееныш, вздумал надо мной шутить?
– Кто ж над тобой еще пошутит, как не я? – ответил Нургидан тоном человека, исполнившего свой нелегкий и неприятный долг.
– Так… – страшно выдохнул Потрох.
Цепь словно сама соскользнула с его запястья, метнулась в лицо дерзкому Сыну Рода.
Движение было стремительным и незаметным, как бросок змеи.
Незаметным для любого, кроме Нургидана.
Цепь легла в его подставленную ладонь так точно, словно два циркача долго отрабатывали этот трюк.
Потрох, не ожидавший рывка, дернулся вперед, словно поклонился знатному наглецу. Нургидан вскочил так резко, что скамья отлетела назад, свободной рукой поймал противника за лохмы и крепко приложил физиономией об стол.
Потрясенные зрители еще и воздух не успели выдох– нуть, а наемник Чиндаг уже подхватил стоящую рядом тяжелую скамью, взметнул ее над головой.
Удар убил бы юношу, как муху, но тот с неимоверным проворством юркнул под стол. Скамья гулко грохнула по столешнице – и тут же, почти так же гулко, грохнулся на пол наемник: Нургидан, высунувшись из-под стола, дернул его обеими руками под колени.
Нургидан вскочил на стол, пнул по руке Орясину, который сунулся к нему с ножом, и поймал на лету блюдо, брошенное в него Редькой.
– Эге, приятель, твоя рука уже не болит? – крикнул он весело и швырнул блюдо в Орясину.
И началась потеха!
Юноша в красной рубахе закружился по столам, с хохотом уворачиваясь от протянутых рук и летящих в него мисок, кувшинов, блюд. Он был легок, как пламя, – и, как пламя, его не взять было голыми руками! Он плясал по таверне, как факельный язык на ветру. Он нырял под столы, выныривал с другой стороны и, перепрыгнув назад через столешницу, успевал дать пинка тому из преследователей, кто сдуру совался за ним под стол.
Зевакам это зрелище доставляло уйму радости… до тех пор, пока Потрох не рявкнул:
– Эй, кто в таверне – всем ловить мерзавца! Кто по углам будет отсиживаться – уши отрежу! А кто его поймает, тому золотой!
Вот тут зрители и пожалели, что дали любопытству завести себя так далеко. Но спорить со страшным Потрохом не решился никто. Только Юнфал попытался забиться под стойку. Но Орясина за шиворот извлек его оттуда и пинком отправил в гущу драки.