Лисонька говорила все громче, все взволнованнее: она представляла себе, как на дне земляной ямы бьется пленник, пытается освободиться от веревок, яростно мычит сквозь кляп. Чтобы заглушить это мычание, слышное только ей, женщина почти кричала:
– И на кой она ему, эта черномазая паршивка? Была бы хоть девка видная, а то ведь плюнуть не на что!
– Где Щегол? – тихо и страшно спросил Кудлатый.
– Где-где… к паскуде заморской побежал! Она сейчас у Лауруша гостит, так и…
– Врешь! Я со двора глаз не спускал…
– Так-таки и не спускал? – расхохоталась Лисонька. – А он хвастался, что тебя отвлекут, а ему знак дадут, что путь свободен. И еще сказал, что ему няньки надоели!
Коротко выругавшись, верзила шагнул назад и захлопнул дверь. В сарайчике стало почти темно, только сквозил свет в щели меж досками. Лисонька перестала возиться с косой, зябко обхватила себя за плечи. Хотелось подойти к яме, приподнять плетеную крышку, заглянуть внутрь… но было страшно: вдруг Кудлатый вернется!
А Кудлатому не пришлось даже идти в трактир, чтобы проверить слова Лисоньки. Возле дома стояла бочка с дождевой водой, а над нею пристроился болтливый «богослов» – смывал кровь, сочащуюся из глубокой ссадины на скуле. Сейчас он не выглядел дружелюбным простаком: зло шипел, черными словами поминал Хозяйку Зла и все ее козни.
За этим занятием он не услышал шагов за спиной. И был поражен, когда ему на загривок легла крепкая пятерня, пригнула, макнула в воду…
Кудлатый подержал свою добычу головой в бочке, дал бедняге как следует пробулькаться, затем извлек наружу, немного подождал, глядя, как тот отплевывается.
– Ну, все? Можешь понимать, о чем тебя спросят?
Незнакомец кивнул. Куда только делась его говорливость!
– Вы с дружком не просто так ко мне прицепились, верно? Кто-то вам велел меня отвлечь?
– Да пошел ты…
Сильная рука вновь пригнула голову грубияна к самой воде.
– Я ж тебя башкой в бочку воткну, а вытащить забуду! – предупредил Кудлатый заботливо.
– А чтоб тебя… пусти! Да пусти, отродье Болотной Хозяйки!
Кудлатый позволил пленнику разогнуться. Тот потер рукой свой загривок:
– Чуть шею не сломал… силен, демонская рожа!
– Ты на вопрос отвечай, а то мы с тобой уже полбочки расплескали.
– Что?.. А, ну да… Дал он нам с Гайхором по серебрушке. Велел за тобой приглядывать, а как к двери пойдешь, так чтоб отвлечь малость…
– Ничего себе малость! У твоего Гайхора кулак, что купеческая гиря… Но кто заплатил-то?
– Да сопляк, которого ты при себе таскаешь… сын он тебе или кто… Пока ты на певицу глаза пялил, он нам успел деньги сунуть.
– Сын? Ну уж нет! – с чувством произнес Кудлатый. – Был бы у меня такой сын, я бы его… – Взгляд на бочку с водой подсказал завершение фразы: – Я бы его маленького в корыте утопил!
И направился через двор к воротам.
Где живет Лауруш – узнать будет несложно. А бесстыжего мальчишку, храни его Безликие, надо найти как можно скорее. Жабье Рыло не раз давал понять, что его терпенье на исходе… а ну как оно именно сейчас и лопнет, терпенье это самое?!
Аруз заглянул в сарайчик, сердито бросил певице:
– Что расселась? Иди пой, люди ждут!
Лисонька, не сказав ни слова, вылетела из сарайчика и побежала через двор к трактиру.
Не так уж там нуждались в ее пении. Вон как матросня на дюжину хриплых голосов горланит «Вдовушку из Ашшурдага»! Но девушка понимала: что бы ни происходило сейчас в сарае, лучше ей этого не видеть и не знать.
Понимала она и другое: Аруз оттого злится, что ему не нравится происходящее. Уж так он надеялся, что Щегол возьмется за ум, поладит с Жабьим Рылом – и в Аргосмире появится вор из тех, о ком песни поют: лихой, умелый, наглый. Сам бы озолотился и Арузу дал хорошо заработать!
«Ох, дурак ты, Щегол, дурак! – стонала про себя Лисонька. – Ну кто же прет Жабьему Рыло поперек норова?!»
Почти то же самое говорил сейчас Аруз, склоняясь над ямой в углу сарая:
– Ох, дурак ты парень, дурак! Еще моли богов, что Жабье Рыло не велел развесить тебя по кускам от Гуляйки до Гиблой Балки. В назидание прочим, чтоб уважали «ночного короля»!
Дверь со скрипом отворилась, на пороге встал невзрачный мужичонка в холщовых, совсем не праздничных штанах и рубахе:
– Готов груз-то, хозяин? А то ехать надо, пока улицу не перекрыли.
Подтолкнув мужичонку, чтоб посторонился, в сарай вошел сын Аруза – крепкий молчаливый парень. Мало кто из завсегдатаев знал его имя, а некоторые считали хозяйского сына немым. Аруз был весьма доволен характером своего отпрыска.
Ни о чем не спрашивая, он снял плетеную крышку, которую уже немного сдвинул отец, спрыгнул в яму и деловито поднял на руки связанного пленника. Аруз помог сыну, а мужичонка топтался за спиной трактирщика, держа наготове два больших мешка.
– Вот и славно, – приговаривал он. – Мешок на голову, другой на ноги… да репой сверху, репой… чтоб не барахтался… вот и славно будет, вот и хорошо…
Сын трактирщика дернул уголком рта: парня злила бестолковая болтовня помощника, за которой был скрыт страх.
Но сам Аруз из-за этого не волновался. Конечно, мужик есть мужик, куда ему геройствовать! Такие только и годятся, чтобы выращивать репу да капусту на огородах за городской стеной. Но молчать он будет. Вот успокоится малость – и заткнется. У него с рыбаками из слободы обмен: овощи на рыбу. Чтобы угодить соседям, не сорвать меновую торговлю, мужик согласился подвезти до берега опасный груз.
На дворе закутанного в мешковине пленника положили на дно телеги и умело пристроили сверху мешки с репой. Теперь бедняга не мог пошевелиться, хотя и насмерть его не придавило. Опасность задохнуться ему тоже не грозила: живой груз был уложен так, что лицо было прижато к длинной щели в днище телеги. Можно было дышать, хоть и сквозь мешковину. Прибрежные контрабандисты давно занимались тайной работорговлей, неплохо научились обращаться с добычей.
Возле телеги крутился курносый беспризорник Чешуйка. Сын Аруза и крестьянин не обращали на него внимания, а трактирщик спросил мальчишку:
– Ну что, оголец?
– Улицу еще не перекрыли, только принесли загородки и сложили кучей! – бодро доложил маленький разведчик. – Рога трубили только один раз, король еще далеко.
Аруз понимающе кивнул. После того как шествие подходило к одному из храмов, сигнальные рожки разносили весть об этом по всему городу.
– И порядка нету, – хихикнул мальчишка. – Сотник с утра празднует, только что притащился, никак своих людей вдоль улицы не расставит… Уж поторопитесь!
– Зайдешь попозже, накормлю тебя, – кивнул мальчишке Аруз. И прикрикнул на сына, который закреплял мешки веревками: – Пошевеливайся!
Разумнее бы подождать, пока пройдет процессия, а еще лучше не спешить до вечера. Но Аруз боялся, что Кудлатый вернется, догадавшись, что его обманули. Кудлатый – это вам не Щегол… да и не было от Жабьего Рыла никакого приказа насчет Кудлатого.
Наконец лохматая лошадка, такая же малорослая и крепкая, как ее хозяин, тронулась со двора. Когда телега проезжала мимо трактирщика, Аруз нагнулся и негромко, но отчетливо сказал в кучу мешков:
– Легкого тебе плавания, Щегол, да хозяина хорошего!
Толстяк не видел, как изменилась за его спиной чумазая мордашка беспризорника.
До сих пор мальчишка был уверен, что в телеге – какой-то невезучий горожанин, который протрезвится только на борту корабля. И что ему за дело до забулдыги, которого сейчас увезут к морю, в тайное убежище контрабандистов…
Но – Щегол?!
Такой веселый, смелый, приветливый!
Щегол, который при каждой встрече давал Чешуйке по медяку, а сегодня расщедрился на серебро!
Мальчишка сам не заметил, как ноги вынесли его за ворота вслед за телегой, медленно продвигающейся по запруженной народом улочке.
Нет, Чешуйке и в голову не пришло схватить за рукав первого встречного «крысолова» и закричать: «Вон там, под мешками – человек!» Беспризорник всегда помнил, на чьей он стороне в противостоянии стражи и трущоб.