«Не вижу к сему существенных препятствий, сударь. Бой завершен, враг понес потери и отступил».
– Тогда схожу, – решил я.
Накинув на плечи куртку барона фон Оффенберга, с рукава которой еще вчера содрал черную повязку – у Самсоныча такие не жаловали – я потихонечку вышел из комнаты, а затем и из домика, в котором она располагалась – на крыльцо.
Еще не рассвело, но несколько ярких масляных фонарей давали довольно света, чтобы суметь оглядеть двор. Тот кишел людьми, и почти все они были вооружены – кто штурмовой винтовкой, кто антикварного вида ружьишком, а кто арбалетом или даже просто грозного вида тесаком. Четверо тащили куда-то носилки, на которых лежал и безостановочно, почти не повторяясь, ругался мордастый мужик с криво перевязанной окровавленной тряпицей головой. Еще несколько человек прямо по земле бесцеремонно волокли за ноги три явно уже безжизненных тела в черных одеждах.
Сердце у меня замерло: на миг мне показалось, что на жертвах хорошо мне знакомые федоровские мундиры – но нет: это действительно оказалась униформа, и того же цвета, что носили в корпусе, однако все же несколько иного фасона, без погон и с совершенно нелепыми нашивками на груди и рукавах.
– Кто это… был? – спросил я у духа. И уточнил: – Убитые, они – маги?
«Нет, сударь – чернь, – пояснил мне Ди-Сы. – Как я понимаю, сии люди называют себя Черным Легионом. Не входят в Черную гвардию и не подчиняются Ингерманландскому Комитету».
– Как все запущенно… – покачал головой я. – И откуда они только такие красивые так быстро повылазили? – угрюмо бросил затем.
«Определенно, сударь, сие выступление черни было тщательно подготовлено, – заметил мой фамильяр. – Явление Белого Центавруса послужило оному лишь сигналом».
– Если бы не Центаврус с его эпидемией – на что бы черни рассчитывать? – развел я руками.
«Значит, именно его и ждали».
Постояв еще немного, я думал уже возвращаться в дом – если получится – досыпать, если же нет – так чтобы хотя бы просто зря не мозолить глаза здешним защитникам (пока на меня не обращали никакого внимания, но астрал знает, что будет дальше!), как вдруг «паук» совсем нехарактерно для себя встрепенулся.
«Сударь! Я тут отвлекся – а княжна Любомирская в беде! Поспешите!»
– Что с ней? – я опрометью метнулся к дверям.
«Нет, она нынче не в доме – на заднем дворе! – остановил меня Ди-Сы. – Вокруг вам будет быстрее! Бегите налево, за угол!»
– Так что с ней?! – почти оттолкнув попавшегося мне на пути бугая с тяжелым арбалетом на плече, я бросился в указанном духом направлении.
«Анастасия Августиновна случайно применила магию… И весьма сим огорчилась. Мягко говоря».
– Всего-то… – выдохнул я – хода, впрочем, ничуть не замедлив.
С тем, что рано или поздно девочка забудется и сорвется, я, честно говоря, в какой-то момент почти смирился. Все к этому шло: только на моей памяти Настя минимум дюжину раз признавалась, что была на грани. А потому, что греха таить, сейчас я почувствовал даже некоторое извращенное облегчение: одной заботой меньше – тем более, что после вопля фамильяра о «беде» уже успел вообразить, будто нашу юную княжну схватила чернь и разве что не по кругу собирается пустить.
«Не скажите, сударь, – и не думал между тем успокаиваться “паук”. – Все более чем серьезно! Сейчас сами увидите!»
Как раз в этот момент я обогнул дом и действительно узрел Любомирскую.
Настя была в одном платьице, коего, как заверял меня вчера Ди-Сы, неимоверно стыдилась – и которое, я, собственно, впервые имел случай увидеть воочию. Портной, который его шил, пожалуй, был своего рода гением: с первого взгляда было ясно, что перед тобой зачуханная кухарка, а не девица благородных кровей. Не знаю уж, как это получалось: вроде бы, платье как платье, не грязное, не рваное – а вот поди ж ты! Не удивительно, что гордая княжна так стеснялась в нем показаться!
Вот только кухарки редко держат в руках штурмовую винтовку, ствол которой направлен им аккурат в широко раскрытый рот.
Оружие было для девочки слишком большим: нацелив его на себя, она теперь никак не могла дотянуться пальцами до спуска. И так пробовала, и этак, но либо ствол оказывался у нее над головой, либо ладони – на цевье, в добрых восьми вершках от духова крючка.
– Стой! – крикнул я – поняв наконец, что происходит. – Не надо!
Любомирская обернулась на мой голос, но толком отвлечь ее мне не удалось – ничего не ответив, девочка вернулась к своему прежнему занятию. Более того: она вдруг сообразила, как достигнуть цели. Ловко скинув туфельку, она согнула в колене ногу и ударила по спуску ее пальцами.
Уже понимая, что никак не успеваю Настю остановить, я все равно рванул к ней – непроизвольно втягивая голову в печи в ожидании рокового выстрела…
Однако тот покамест не прозвучал.
Княжна еще раз резко дернула ножкой, пытаясь все же надавить на спусковой крючок, но я уже был рядом и вырвал из рук девочки оружие.
Винтовка оказалась поставленной на предохранитель.
Подрагивавшими руками я отсоединил магазин и отшвырнул тот в сторону. Затем, сдвинув спасшую девочку защелку, передернул затвор – выскочил патрон, уже кем-то заботливо досланный в патронник.
– Где ты ее взяла? – разрядив винтовку, не нашел я ничего лучшего, как исступленно потрясти ею перед лицом Любомирской.
– Нашла, – бесцветным голосом отозвалась Настя.
Ладно, допустим: оружия на дворе полно, оставил кто – а она и подобрала… Не в этом суть!
– Что это было за представление?! – возопил я.
– Это не представление, – тихо выговорила княжна. – И напрасно вы мне помешали. Я все равно уйду в Пустоту.
– Никуда ты не уйдешь! – прорычал я.
– Извините, но это не вам решать, – мотнула головой девочка. – Для меня все кончено.
– С чего бы вдруг?! Из-за того, что лишилась магии?!
– А этого мало? – подняла на меня красные, но тусклые и абсолютно сухие глаза Любомирская.
Лучше бы уж она по-девчоночьи расплакалась, что ли – чем так смотрела!
– О, духи! Да сейчас, небось, каждый второй одаренный Империи в таком же положении! И что, всем теперь поголовно стреляться?!
– А мне плевать на всех! – зло заявила Настя, впервые добавив своему тону толику краски. – Хотят жить чернью – их дело! Верните мне ружье, сударь – и, если в вас есть хоть капля милосердия, покажите, что я делала не так! Я все равно не отступлю! Спрыгну с крыши, утоплюсь, обольюсь этим духовым бензином и подожгу себя! Но лучше выстрел: чтобы раз – и все…
– Что за бред! – буркнул я, на всякий случай закидывая винтовку за спину – чтобы до нее, даже разряженной, девочка уж точно не дотянулась. – Живут же люди и без магии! Ты сама, вон, со вчерашней ночи ни мерлина не слила – и ничего, прекрасно себя чувствовала! – нашел я, как мне показалось, убедительный аргумент.
Княжна, однако, им абсолютно не прониклась.
– Одно дело – терпеть и сдерживаться, другое – ни духа не мочь! В первом есть даже некая доблесть, а второе – несмываемый позор!
– Болезнь – не позор!
– Не в моем роду!
«У князей Любомирских исстари заведено, что, если ребенок рождается с маной ниже Стряпчего, жизнь ему не сохраняют, – встрял Ди-Сы. – Таким образом в семье остаются только сильные магии».
– Варварство какое-то! – оторопел я.
«Согласен, сударь. Бесспорно, какая-то выбраковка потребна, иначе дворянские фамилии окончательно выродятся, но не подобным же средневековым образом! Вот, к примеру, в роду князей Багратиони неудавшихся детей просто передают на воспитание в семьи мастеровых. А, скажем, у графов Салтыковых такого ребенка кладут на дно лодки, бросают рядом империал-другой – и отправляют вниз по течению Волги. Говорят, большинство – выживает… Но вот у Любомирских все предельно жестко, да. Польские корни, что с них взять: гонор диктует правила».
– И что же делать? – ошалело всплеснул я руками.
Ничего себе, выясняются подробности!