Папа пришёл в детсадик прямо после завтрака. Так рано за ней никогда не приходили. Один раз, правда, мама сказала, что придёт за ней рано. «Рано» на языке садика значило после обеда и до сна. Те, кто предупреждал воспитательницу, что за ним придут «рано», сразу после обеда не шёл в спальню, а отправлялся в раздевалку и ждал там родителей. Аделаида сказала, что мама придёт «рано». Она весь тихий час просидела в раздевалке на скамейке одна, но мама так и не пришла. Она пришла, когда все дети уже встали, но чуть раньше обычного.
– Я тебе не сказала, чтоб ты не шла спать! – Мама натягивала на Аделаиду клетчатое пальто с варежками на резинке, «чтоб не потерялись», торчащими из рукавов. – Шла бы и спала себе! Если бы я пришла, тебя бы позвали!
А в этот день Аделаиде даже не сказали, что зайдут.
– Адэвайса (одевайся)! – скомандовал папа. – Сэйчас пайдом к врачу дамой и вирвем гланды (сейчас пойдём к врачу домой и вырвем гланды)! – папа не любил заморачиваться. Он, как однажды и пообещал, всегда старался говорить Аделаиде правду.
«Почему именно „дамой“, и не в больницу, или, по крайней мере, в поликлинику?» – Аделаида подумать не успела. Испугаться она тоже не успела. Одно её волновало: после сна Зинаида Николаевна обещала, что они будут делать бумажные корзинки с картинками из разноцветной бумаги.
– Прямо сейчас?! А как же аппликации на бумажку? – Аделаида чуть было не расстроилась. – Это же моё любимое!
– Ничэго, в другой раз приклэишь. Сэводня идёт дожд, и врач сказал, что как раз када дожд всё хорошо, потому, что не жарка и нэ холодна. Э-э-э! Лицо кисли нэ делай! Ты что баишса? Я сечас буду смеяца!
Ой, как стыдно! Ой, как стыдно, что вдруг к горлу подскочил солёный толстый комок, и хочется вцепиться руками в папину рубашку, прижаться к его груди, чтоб никто не видел, и тихо, кусая губы, выть. Но папа правда может засмеяться. Он будет отрывать её от себя, от её носа до его рубашки будут тянуться сопли.
– Что эта?! Что эта?! – Папа будет хватать и тянуть сопли в ниточку. Это будет смешно, как они тянутся. Да, будет и смешно и жутко, и Аделаида будет смеяться сквозь слёзы. И будет непонятно, ей больше смешно, или больше страшно. Она сейчас не хочет ни смеяться, ни плакать. Ей почти пять лет. Она умеет себя вести!
Аделаида берёт из рук отца голубой дождевик с капюшоном.
– Конечно, не боюсь! – Она долго старается застегнуть пуговицу. Пальцы соскальзывают. Пуговица за минуту выросла, в свою же дырочку не лезет. Хорошо, что здесь нет мамы. Мама бы поругала.
– Пап, а больно не будет? – Аделаида, конечно, знает, что больно не будет ни капельки, потому, что все-все ей так говорят, но всё-таки ещё раз спросить как-то хочется…
– Клянус табой, мамам-джан, нет (клянусь тобой, мамам-джан)! – папа уже держит её за руку и они спускаются по ступенькам вниз. – Вот ти же мне веришь?
– Верю! – Её голос срывается и дрожит.
– Клянус табой, савсэм ничиво не пачувсвуэшь (клянусь тобой, совсем ничего не почувствуешь)! – папа идёт очень быстро, Аделаида за ним еле поспевает и задыхается. Ничего, ничего! С сегодняшнего дня начинается новая жизнь! Капельку потерпеть… и даже вообще не терпеть, больно-то не будет!
Папа не любит ходить молча:
– Ми идиом к аднаму врачу дамой, – они заворачивают за угол и какая-то машина, провалившись в большую лужу, окатывает их водой. – Вот суволоч (сволочь)! – кричит папа вдогонку. – Сукин кот! – Папа всегда говорит «сукин кот», а не «сукин сын», хотя Аделаида и не знает ни того, ни другого. И кто такая эта самая «сука», у которой есть «кот» – тоже. Папа продолжает, как ни в чём не бывало:
– Мама сказал, что это самый силный врач. Знаешь, как его зовут? Зинаида Николаевна, прэдставлаэшь?! (мама сказала, что это самый сильный врач. Знаешь, как её зовут?! Зинаида Николаевна!)
Аделаида не спрашивает, почему «его зовут» Зинаида Николаевна. Она знает, что Зинаида Николаевна женщина, просто папа и про женщин и про мужчин говорит «он» и Аделаида к этому привыкла. Не понятно только, для чего врач должен быть «сильным». Эти гланды правда, что ли, надо с силой тянуть и отрывать?! Но прямо так спросить невозможно. Стыдно. Она смотрит на грязные носки своих красных ботинок: