Убери волосы со лба! – в момент кульминации на сцене. – Слышишь! С тобой разговариваю!
Были и ещё некоторые неудобства. Даже не неудобства, а, как бы это сказать? Наверное – неловкие моменты. Один из них – это то, что Аделаиде вечно не в чем было идти. Нет, были какие-то старушечьего покроя несколько платьев «не кричащих расцветок». Это были платья-катастрофа. Какие-то бесформенные мешки, то ли из под картошки, то ли для сахара, но без английских надписей. Она привыкла к себе в синем толстом спортивном костюме зимой, в фиолетовом тонком летом, а все вокруг – к её школьной форме. Остальные ипостаси становились очередным новым раздражителем для окружающих. Аделаида безостановочно набирала вес. От одного культурного мероприятия до другого она ухитрялась набрать ещё несколько килограммов, поэтому любая, даже несколько месяцев назад сшитая вещь становилась узкой, она натягивалась по швам, и из них просвечивали нитки.
Вот так! – говорила мама всегда одну и ту же фразу. – На охоту идти – собак кормить! Вчера надо было примерить, чтоб отнести к тёте Тане и расставить по швам! Что я теперь могу сделать?! Теперь иди как хочешь!
Аделаида первую часть фразы вообще не понимала: она никогда не была на охоте и поэтому не знала, когда и чем нужно кормить собак. Если не нужно, то почему? Но факт в том, что «надо было померить вчера» её добивал ещё больше! Ведь вещь «сшили на заказ» совсем недавно. Она её и надеть-то успела всего разок! Значит, если вещь лезет по швам – Аделаида стала ещё толще! Чем осознать, смириться и принять этот догму просто как очередные происки судьбы, Аделаиде легче было совершенно не дышать в течение всего представления, или за «День-рожденским» столом! Одна мысль, что платье «увеличат» по швам, её резала без ножа. Ага! И по бокам останутся дырки в ткани после выдернутых ниток. И всем будет понятно, откуда именно эти дырки. Аделаида мечтала о вязаных вещах, потому что, говорят, они очень хорошо растягивались. Вон у Ирки были вязаные юбка с кофтой. Ирка говорила, что ей бабушка связала. Вот если б у Аделаиды были такие юбка с кофтой… Но мама вязать не умела.
Узкая одежда, из которой вываливалась в принципе половина Аделаиды, вызывала живое восхищение одноклассников:
Боча! Тебе платье не большое? – совершенно серьёзно интересовался Пашенька Середа, даже не боясь, что она может пожаловаться маме. Паша знал, как знали и все вокруг – она никогда, никогда этого не сделает. Если ей даже на спине выжечь калёным железом и большими буквами «жиртрест».
Не твоё дело! – фыркала Аделаида. – А тебе гитлеровский чуб не жмёт?
Настроение, в принципе, не портилось. Аделаида привыкла к этому законному ритуалу в фойе театра, когда все снимали пальто и сдавали его в гардероб. Ничего нового не происходило. Так было всегда и всегда так будет. Нет, не всегда, конечно, а до тех пор, пока она не станет «Танцующей королевой». Её мучило совсем другое! Гораздо более серьёзное, чем придурошный Пашенька Середа. Эти мучения она ощущала в конце каждого спектакля, когда зал взрывался аплодисментами, когда актёры снова становились простыми людьми и выходили на поклон. На сцене стояла вся труппа. Актёры кланялись, показывали друг на друга, на зрителей и снова, приложив руку к груди, кланялись. Тут на сцену, на глазах всего зала один за одним начинали подниматься люди, восхищённые и растроганные игрой. В их руках светились от ярких прожекторов огромные букеты цветов. Они дарили эти букеты актёрам, выражая им свои чувства восхищения и благодарности, признательность за те минуты счастья, которые они смогли подарить зрителям в этот вечер. За то, что каждый, сидящий в зале, смог хоть на полтора часа стать лучше и добрее, чем он был. Зато, что в ком-то зародились новые чувства, доселе совершенно ему неведомые и непонятные.
Аделаиду всегда во время этой феерии смущала одна, но очень навязчивая мысль. Она хотела знать: есть ли в зале ещё хоть один человек, так же страстно жаждущий обнять актёра, как она?! Засыпать его цветами, постоять рядом с ним на сцене и просто сказать: «Спасибо вам за всё!». «Засыпать цветами»? Ха! Если даже со всеми вместе постараться незаметно подняться вверх на сцену, её непременно увидят! Увидят круглую спину, платье, похожее на старый чехол от танка и лезущее по швам. Прыщи на лбу, возможно, издалека и не заметят. Если хорошо всё взвесить, то зрелище под названием «Аделаида на сцене», пожалуй, развлечёт зал гораздо больше самого представления… Те, кто поднимался на сцену к актёрам, казались ей настоящими героями. В такие минуты она с тоской и мукой вспоминала мамины слова: