Так много бумаги пропадает бесцельно. Может - книгу написать?
Девушка улыбнулась. Вытащив из пачки один лист, она согнула бумагу пополам, потом под двумя косыми углами, расправила ее и надорвала по углам. Еще несколько движений - и перед ней на столе лежит белый бумажный журавлик.
Митику хихикнула, достала из сумочки синий чернильный карандаш и нарисовала птичке глаза. Затем нос и брови. Несколько штрихов, - и журавль раскрыл рот в глупой улыбке. Девушка злорадно усмехнулась и пририсовала огромные уши. Критически осмотрев, - осталась довольна. Перед ней на столе сидел глупый и самонадеянный птиц, который не только перо Изумрудной птицы не поймает, но даже девушку в своей постели найти не сможет.
Она задумалась, затем быстро набросала несколько строк на эту тему. Стихи украсили левую сторону хвоста журавля, а с другой стороны Митику аккуратно вывела имя Янни. Полюбовалась делом своих рук и отпустила птицу погулять в центре стола.
Радовать хозяина, когда тот придет.
Довольная улыбка - и девушка повернулась к выходу из комнаты.
Карандаш выпал у нее из рук.
В дверях стоял незнакомый ей человек и с каким-то особенным выражением на лице наблюдал за ней.
Девушка быстро, но, не упуская ни одной важной детали, осмотрела его, стараясь не показать, что он ей интересен. Как же! Смотреть на незнакомца столь пристально - это неправильно. Человек выглядел поистине удивительно. Если бы не приличия, она едва ли удержалась, чтобы подойти поближе и разглядеть его внимательнее.
Плотный темно-желтый халат-кинну, из-под которого виднелись ярко-белая рубашка со стоячим воротником и темно-синие узкие штаны, не слишком похожие на хаккама, но и не того покроя, что носят таревцы. Штанины, у которых понизу шли четыре коротких разреза, были опущены поверх низких сапог из какой-то жесткой ткани глубокого темно-синего цвета. Завязки кинну были тоже темно-синего цвета, лишь кисточки переливались сине-оранжевым. По всем швам одежды извивались строчки серебряных и золотых нитей, сплетаясь в неведомые слова давно забытого языка.
Митику сморгнула. Ей почудилось, что под ее взглядом одна из таких строчек вдруг поплыла и изменилась. Девушка дернула плечом - нет, не бывает такого. Затем она взглянула человеку в лицо.
Высокий. Заметно выше Митику. Темноглазый. Черные волосы отливают удивительным золотистым оттенком. Возрастом непонятен - можно было дать и тридцать и пятьдесят лет. А если внимательнее присмотреться - то и еще больше.
Как странно.
Девушка не могла понять, что ее так удивляет в этом человеке. Может - глаза? Говорят же, что именно по глазам можно оценить возраст человека, надо лишь заглянуть в них до самого дна - и там увидишь ясную печать времени. Митику никак не удавалось обнаружить дно в глазах этого мужчины. Верно, она еще слишком молода, чтобы правильно судить о возрасте иных людей.
Но не глаза были столь тревожащими.
Человек смотрел на нее с удивительно странным выражением лица. Будто давно забыл и потерял нечто важное - и вот, оно неожиданно нашлось! Это длилось столь краткое время, что позже Митику не была уверена - показалось ли ей это, или все было на самом деле. Человек на миг смежил веки и едва заметно улыбнулся. В его глазах тут же обнаружилось дно. Неглубоко. Лет на тридцать, не более.
Он стоял в проеме двери, загораживая выход в главный зал дома, и потирал руки, как будто стряхивал с них нечто ненужное. На миг руки его замерли, затем пальцы правой руки принялись писать по левой ладони. Что-то, известное только им.
Митику пришла в себя и вежливо поклонилась.
- Доброе утро, господин… - в ее голосе едва проявилась вопросительность.
Человек низко ей поклонился и ответил:
- Доброе утро, моя госпожа, - его правая рука дернулась и скользнула перед грудью. Пальцы ее танцевали в воздухе, то замирая, то взрываясь резкими движениями.
В голосе незнакомца Митику послышался какая-то странная неправильность. Он не совсем верно выговаривал звук "о". Таревец? Человек вновь улыбнулся и принялся ее разглядывать все с тем же неявным интересом.
Девушка чуть отвернулась влево, но краем глаза так же рассматривала его. В лице человека она находила все больше знакомых черт. Наконец, догадка всплыла в ней, словно дощечка из пробкового дерева, которую уронили в пруд. Может это отец Янни?
- Верно, вы господин Хокансякэ, отец Янни? - спросила девушка.
Человек задумался. Правая рука застыла перед грудью, лишь пальцы едва заметно шевелились. Он вроде как посомневался, затем мягко улыбнулся и ответил:
- Нет, моя госпожа. Меня трудно назвать господином Хокансякэ.
Он помолчал и добавил:
- Но я, несомненно, в большой степени его родственник.
Правая рука изобразила восклицательный знак.
Изумленная Митику не знала, что сказать. Ответ совершенно сбил ее с толку. В большой степени родственник? Дядя? Дальний родственник? Почему он так странно говорит - может быть у фамилии Хокансякэ есть семейные ветви в Ла-Тареве? И эти странные движения рукой…
Вопросы жужжали, словно рассерженные пчелы.
Девушка поймала себя на том, что во все глаза разглядывает этого удивительного мужчину. Это неправильно! Так не должно быть. Какая неприличная ситуация! И этот человек - почему он не назовет ей своего имени?
Родственник Янни отступил от двери в сторону, коротко поклонился и указал в сторону главного зала:
- Янни Хокансякэ пригласил меня. И вот - я здесь. Но это ненадолго, госпожа… Токунэхо. Вскоре я покину этот… дом.
Правая рука коротко дернулась и опустилась. Левой ладонью незнакомец крепко обхватил правое запястье.
- Вы знаете мое имя? - удивилась Митику.