Много раз коварные соседи пытались переманить Алхимика к себе на жительство, сулили ему всякие блага и почет, но он только отмахивался.
– Нас и тут неплохо кормят! – заявлял он и благодушно почесывал объемистое пузо, не исчезнувшее даже после двадцати лет совсем не роскошной жизни в подземке.
Марк любил бывать в царстве Алхимика. Тот знал множество захватывающих историй из довоенной жизни и умел их рассказывать не менее захватывающе. Иногда даже показывал местной ребятне всякие интересные фокусы со своими склянками. Зрелище разноцветных дымов, появляющихся при смешивании нескольких жидкостей и порошков, или на глазах меняющее цвет и консистенцию содержимое пробирки… Это завораживало, манило и обещало тайны не хуже тех, что крылись за двумя, казалось бы, простыми словами: «довоенная жизнь».
…Боль немного отпустила. Марк с облегчением выдохнул, расслабил мышцы лица и откинулся на узел с зимней одеждой, служивший ему подушкой. Сегодня у охотников – выходной день, так что можно воспользоваться своим законным правом отдыха и еще немного поспа-а-а…ыа-ха-ха…
Ага, не тут-то было!
Только он расслабился и закрыл глаза, собираясь наверстать отнятое у сна посиделками у Алхимика время, как снаружи кто-то бесцеремонно застучал по верху палатки.
– Хмаренок, дрыхнешь?
– Котяра, еще раз так меня назовешь – я тебе ночью усы обстригу! – проворчал Марк, узнав по голосу одного из своих коллег по охотничьей бригаде. Котяра, а точнее – Лешка Кот, был ненамного старше его – всего-то года на три – четыре, но уже носил заметные усы, которыми очень гордился и которые всячески холил и лелеял.
– Кишка тонка! – заржал тот. – Посмотрю я, как ты ночью проберешься ко мне в палатку!
– Что, мышеловку на входе поставишь? – огрызнулся Марк, которому очень не нравилось, когда его называли Хмаренышем или Хмаренком.
Оно, конечно, прозвище шло от прозвища отца, а то, в свою очередь – от фамилии, которую они оба носили – Хмаровы, но даже в вопросе именования по отцу Марк терпеть не мог всякие сюсюканья. Как маленького, честное слово! Можно подумать, ему еще пятнадцати не исполнилось! Почти мужчина, мальчишки в Алтуфьево взрослели быстро. Если уж как-то и называться помимо имени, то с некоторых пор он предпочитал вариант, услышанный от одной из местных женщин – О’Хмара. Как ему потом объяснили, на языке одной из далеких-далеких стран это означало «сын Хмары». Прозвище нравилось мальчику, и даже то, что придумано оно было женщинами, ничуть не умаляло его ценности. Марк, сын Хмары из Алтуфьево… Звучит, черт подери!
– Да я тебя и без мышеловки поймаю!
– Котяра и есть… Ты че вообще приперся-то? Спал, блин, себе, нет же…
– Вообще-то я шел тебе сказать… Что только что видел Жеку-ординарца. И он велел передать тебе, чтоб ты по-бырому шел к Кожану. Чего-то он тебя видеть хотел.
– Кожан?!.. Так какого же хрена…
Сон, а заодно и головную боль как ветром сдуло. Марк вскочил (при этом едва не хряпнулся макушкой о свод каркаса) и, путаясь сперва в спальнике, а потом – в рукавах и штанинах, кинулся одеваться. Грозный вождь Алтуфьевской вольницы ждать не любил, и если уж сам вызывал к себе кого-то – следовало торопиться! Тем более что у Марка и самого было к нему очень важное дело.
Сын Хмары наскоро плеснул себе в лицо воды из фляги (бежать к общественному умывальнику и «наводить красоту» было уже недосуг – потом, все потом!), немудряще утерся подолом майки, затянул хитрые, но очень прагматичные узлы на ботинках. И, приглаживая встрепанные после сна волосы, кинулся в торец платформы – туда, где в одной из бывших подсобок под лестницей располагался «кабинет» вождя.
Ординарец Кожана Жека нашелся там, где ему и полагалось быть, – сидел на табурете под дверью начальственного «кабинета» и пиликал на потертой губной гармошке что-то меланхоличное, но, как показалось Марку, красивое. Заслышав топот ботинок, он подобрался было, но при виде влетевшего в предбанник подростка расслабился и принял прежнюю позу.