— У меня больше нет друзей, чтобы предложить мне выпить или, скажем, помочь по хозяйству, когда у меня ломит поясницу. Я больной человек, сынок. Послушай, сынок, ты городской человек. Выглядишь красиво, и манеры, и всякое там образование. Я так полагаю, что Эб ты нравишься. Почему бы тебе не взять ее с собой?
Мэт начал пятиться по направлению к двери.
— Она девчонка что надо, как приведет себя в порядок, а готовит она просто здорово. Можно подумать, что поварешка приросла у нее к руке, так ловко она с ней обращается, и тебе вовсе не надо сбудет жениться на ней.
Мэт побледнел.
— Вы с ума сошли!
Он повернулся, чтобы сделать рывок к двери. Тяжелая рука упала ему на плечо.
— Сынок, — сказал Дженкинс голосом, в котором звучала угроза, — если девчонка пробыла с мужчиной наедине больше двадцати минут, считается, что они должны пожениться как можно скорее. Поскольку ты чужой в наших краях, я не хочу тебя принуждать. Но с той минуты, как Эб ушла из этого дома, она перестала быть моей дочерью. Никто не просил тебя привозить ее обратно. Эта девчонка, — добавил он удрученно, — съедает больше меня.
Мэт полез в карман брюк. Он вытащил бумажник и извлек из него пятидолларовую ассигнацию.
— Может быть, это немного скрасит вашу жизнь.
Дженкинс тоскливо посмотрел на деньги, протянул было руку, но быстро ее отдернул.
— Не могу, — простонал он, — не стоят того эти деньги. Вы привезли её вы её и увезите.
Мэт глянул сквозь открытую дверь на машину, содрогнулся и прибавил вторую пятерку. Дженкинс покрылся потом. Он с отчаянием смял бумажки в своей широкой ладони.
— Ладно, — сказал он хриплым голосом, — это десять чертовски убедительных доводов.
Мэт бросился к машине и сел за руль.
— Вылезай, — сказал он резко, — ты дома.
— Но па…
— Отныне он будет тебе любящим отцом. Прощай!
Волоча ноги и сутулясь, девушка обошла машину. Но, подойдя к крыльцу, она выпрямилась. Дженкинс, стоявший в дверях, отпрянул назад перед своей низкорослой дочкой.
— Скверный грязный старикашка, — прошипела Эбигайль.
Дженкинс торопливо поднял бутылку к бороде. Тут она, должно быть, выскользнула у него из рук. Но, вместо того чтобы упасть, осталась висеть в воздухе горлышком вниз. Виски полилось Дженкинсу на голову. Дженкинс, который теперь стал еще более похож на Нептуна, повернулся к машине и печально покачал головой.
Мэт лихорадочно развернул машину и стремительно вылетел со двора. Несомненно, это был обман зрения. Бутылки виски не висят в воздухе без поддержки.
Найти хижину Гэя оказалось нелегко. Мэт два с лишним часа кружил по грязным дорогам.
Он решил задержаться, когда в четвертый раз проезжал мимо хижины, которая во всем отвечала описанию Гэя, кроме того, что была обитаемой. Свет из окон потоками лился в темноту. По крайней мере, он сможет расспросить о дороге. Запах жареной ветчины, доносившийся из дому, довел его до исступления. Мэт постучал в дверь. Может быть, его даже пригласят к ужину!
Дверь отворилась.
— Входите. Что вас держит?
Мэт замигал.
— Нет, нет! — вскричал он. На мгновение он почувствовал себя героем старого анекдота о пьяном в гостинице, который, шатаясь, вновь и вновь возвращается все к той же двери. Каждый раз его выставляют с возрастающим возмущением, пока он, наконец, не произносит жалобным тоном: «О боже, неужели вы один живете во всех комнатах сразу?»
— Что ты здесь делаешь? — Спросил Мэт слабым голосом. — Как ты… каким образом ты сюда попала?
Эбигайль втянула его в хижину. Внутри было чисто, светло и уютно. Пол подметен, две нижние откидные койки на противоположных стенах аккуратно застелены. На столе стояли два прибора. В плите горел огонь и готовился ужин.
— Па передумал, — сказала она.
— Но он не мог. Я ему дал…
— Ах, это, — она полезла в карман платья. — Вот! — Она протянула ему две смятые пятидолларовые бумажки и пригоршню серебряных и медных монет.
Мэт машинально пересчитал мелочь. Ее набралось на доллар тридцать семь центов.
— Па сказал, что послал бы вам больше, но это все, что он смог наскрести.
Мэт тяжело опустился на стул.
— Но каким образом ты… я ведь сам точно не знал, где находится это место. Я ж тебе не сказал, куда я еду.
— О, я всегда хорошо умела находить дорогу и потерянные вещи. Как кошка.
— Но… но… — запинаясь, заговорил Мэт, — но как ты сюда попала?
— Приехала, — ответила она.
Невольно Мэт посмотрел на стоявшую в углу метлу.
— Па одолжил мне мула. Я уже отпустила его. Он сам найдет дорогу домой.
— Но ты не можешь оставаться здесь. Это невозможно!
— Ну, пожалуйста, мистер Райт, — в голосе Эбигайль появились успокаивающие нотки, — моя мама всегда говорила, что мужчина не должен принимать решений на пустой желудок. Посидите и отдохните. Ужин готов. Вы, наверное, умираете с голоду?
— Нечего здесь решать… — начал было Мэт, но замолчал, глядя, как она ставит на стол ужин — толстые ломти жареной ветчины с густой подливкой, маисовые лепешки, воздушные бисквиты, масло, домашнее варенье, крепкий черный кофе, дымящийся и ароматный. Щеки Эбигайль раскраснелись у плиты, она выглядела почти хорошенькой.
— Я не в состоянии есть, — сказал Мэт.
— Чепуха, — ответила Эбигайль, наполняя его тарелку.
Мрачно Мэт отрезал ломоть ветчины и положил его в рот. Мясо было таким нежным, что почти таяло во рту. Чуть спустя Мэт уже поглощал пищу с той скоростью, с какой успевал подносить ее ко рту. Все было приготовлено так, как ему всегда нравилось. Никогда он не мог никому объяснить, до какой степени надо поджаривать ветчину. Но эта была приготовлена как раз по его вкусу.
Мэт откинулся от стола, зажег сигарету и стал наблюдать, как Эбигайль наливает ему третью чашку кофе. Он почувствовал, что жизнь прекрасна.
— Если бы у меня было время, я бы испекла пирог с персиками, — говорила Эбигайль, — я умею готовить очень вкусный пирог с персиками.
Мэт лениво кивнул головой. Конечно, было бы совсем неплохо иметь кого-нибудь рядом, чтобы…
— Нет, — произнес он вдруг, — ничего не выйдет. Ты не можешь здесь оставаться. Что скажут люди?
— Но кому какое дело? А потом, я всегда могу сказать, что мы женаты.
— Нет, — хрипло сказал Мэт, — пожалуйста, не говори этого!
— Мистер Райт, — умоляюще проговорила Эбигайль, — пожалуйста, разрешите мне остаться. Я буду вам готовить и убирать хижину. Я вам совсем не буду мешать, честное-пречестное слово, не буду.
— Послушай, Эби, — Мэт взял ее за руку. Эбигайль стояла рядом с ним, покорно опустив глаза. — Ты очень милая девочка, и ты мне нравишься. Ты готовишь лучше, чем все, кого я знал, и в один прекрасный день ты составишь счастье какого-нибудь мужчины, став его женой. Но я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы позволить тебе погубить свое доброе имя. Ты должна вернуться домой к отцу.
— Ладно, — произнесла Эбигайль так тихо, что ее едва было слышно. Обескураженный неожиданным успехом, Мэт встал и пошел к двери.
Эбигайль покорно последовала за ним. Мэт открыл дверцу машины и помог девушке сесть, затем, обойдя машину, сел сам на место водителя. Эбигайль сидела маленькая и тихая, прижавшись к дверце. Внезапно Мэту стало жалко ее и стыдно, словно он ударил ребенка. Но он взял себя в руки и включил зажигание. Мотор зафыркал, но машина стояла неподвижно. Мэт сбросил газ и снова нажал на стартер. Мотор пыхтел, тщетно пытаясь сдвинуть машину с места. Мэт проверил зажигание. Все было в порядке. Снова и снова нажимал он на газ, но машина стояла как вкопанная.
Мэт подозрительно посмотрел на Эбигайль.
Но это же абсурд! — подумал он. С тех пор как он встретил эту девчонку, ему стала мерещиться всякая чертовщина. Однако машина не двигалась с места. В конце концов Мэт сдался.
— Ладно, — вздохнул он, — не могу же я тебя выставить за дверь на таком расстоянии от твоего дома. Можешь переночевать сегодня здесь.
Молча она последовала за ним в хижину. Она помогла ему устроить из одеял импровизированные ширмы, прикрепив их к верхним койкам на двух противоположных стенах хижины.