Было противно смотреть на довольную, цинично ухмыляющуюся рожу Легара, но делать нечего – гость стал напряженно думать. Он не любил сюсюканий, но и никчемный садизм ему был противен. Сколько же нужно добавить ложек дегтя в бочку нового мира, чтобы превратить его в то, что надо? Он надеялся создать большой мир, и мелкой пачкотней в таковом заниматься не было смысла, но и обрекать себя на самую глубину преисподней он не желал. По всему выходило, что второй вариант был самым подходящим. Он взглянул на внимательно на Легара, наблюдающего за его мучениями, и подумал «Неужели все так видно по моей роже?»
- Видно, видно, - довольно хмыкнул темный ангел. – Я вижу, ты решил. И одобряю твой выбор. Возьмешь кристалл сейчас или подождешь, когда мир будет готов?
- Если не скажется на моем «имидже», то сейчас…
…И вот, наступил момент, когда он, наконец, мог осуществить давнюю мечту. Их юное божество было беззащитно, а он имел в руках все необходимое, чтобы «подправить» мир в соответствие со своими задумками. Но, свершив задуманное, он отрежет себе путь во внешний астрал, так как вне мира ему останется одна дорога – в тьму преисподней.
Искатель гор вынул багрово-красный кристалл из-за пазухи, где носил его долгие годы, ожидания этого момента. Небольшой, вытянутый в форме шишки темный рубин был заключен в прозрачную пленку, защищающую внешний мир от действия инферно. Оставалось лишь подойти к столу, отливающему чернотой спящего магического зеркала. Он взял себя в руки и прислушался к своим ощущениям – нет, внутри не было никаких сомнений. Он делал то, к чему стремился.
Он наклонился над столом и всмотрелся в него, представляя себе весь мир в энергетическом плане. В зеркале послушно развернулась картина прекрасного веера ветвей мира, расходящихся от невидимого центра. Инструкция по применению, выданная в инферно сама всплыла в памяти. Раньше он планировал оставить кристалл где-нибудь в открытом поле и мысленно открыть его с большого расстояния, на котором мрачное излучение не сможет затопить его душу. Тогда энергия инферно пришлось бы постепенно расползаться по миру из точки, в которой был открыт кристалл. Это имело бы нежелательное последствие: энергия преисподней распределилась бы неравномерно, а ему не очень хотелось, чтобы его волшер стал инфернальным центром.
Но теперь, после того, как стала ясна интерактивная природа действия зеркала, у него был шанс распределить всю энергию равномерно по миру. Хотя с этим и был сопряжен немалый риск. А вдруг эта гадость выплеснется не в зеркало, а прямо в комнату? И все-таки он рискнул – поставил кристалл прямо на зеркальный стол и, отойдя в сторону, мысленно приказал раскрыться защите кристалла. Его обдало тяжелым холодом потока энергии, который, к его счастью, впитался в магическое окно, растекаясь по ветвям мира. Он выждал момент, когда сосущая под ложечкой тяжесть совсем отпустила, и подошел к столу. Кристалл пустой стекляшкой стоял на полированной поверхности. Он взял его, ничего не ощутив кроме гладких граней в руке, и заметил, как дрожат руки. Ноги тоже не желали слушаться, став похожими на ватные столбы. Его тело среагировало правильнее на опасность ситуации, чем сознание. «Надо же, насколько натурально нашему божеству удалось воспроизвести реальность даже в реакциях организма», - успел подумать он, и мысли опять вернулись к важному процессу. Первый шаг сделан – нужно делать и второй.
Он внимательно вгляделся в зеркало. Красноватые оттенки стекали вниз к самым тонким веточкам, смываемые позитивной энергией в основных потоках и оседая где-то в самых низах системы мира. Выждав, когда картина успокоится, он приступил к выполнению завершающего штриха, без которого все эти его махинации не имели смысла.
Еще при планировании мира он подсказал идею вхождения в мир через возрождение в земляных ямах. И в этом не было бы ничего особенного (такие системы практиковались во многих мирах), но они привнесли маленькое усовершенствование – мир должен был стирать память о конкретных событиях связанных с датами, именами и названиями. Он хотел вообще стирать ее, но их «добренькое» божество сделало так, чтобы мир хранил изъятую память у входящих, а потом, после их смерти, должен был возвращать свое «я» гостям. «Ох уж эти юные божества! Сплошные сюсюканья!» - сколько ему пришлось приложить усилий, чтобы убедить творца этого мира сделать систему зинданов по его плану.
Но все было не зря. Сейчас он должен вмешаться в структуру мира всего лишь одним «словом». Но каким! Он гордился своей придумкой. Система портов, как и весь мир, кодировалась странным языком, который их божество нашло где-то на Земле. Когда они разрабатывали порты в его собственный волшер, он объяснял идею, а их божество кодировало его фантазии. Потом он, прикинувшись любопытным, попросил дать ему посмотреть, что получилось в результате совместной работы, и изобразил сильное расстройство по поводу нечитабельности процесса. Творец мира повелся на уловку и выдал ему «перевод» всех слов, нужных для инкарнации.
Дальше все было делом техники. Он нашел в цепочке текста звено, которое нужно было изменить, и составил из общих, известных ему «слов» приказ миру ввести маленькое изменение, которое состояло из слова «повтор». Волшебное зеркало упрощало задачу, и ему, зная слова, оставалось только приказать сменить кодировку на одно слово, что он и проделал с холодной спокойностью…
Все! Он закрыл выход из системы портов, которые отныне превращались в настоящие зинданы. «Повтор» означал новое перерождение без возможности вспомнить предыдущую личность «пришедшего» в мир. Никто, раз появившись в такой яме, не сможет больше вырываться из колеса перерождений, впрочем, как и он сам. Он просто закрыл себе, как и всем другим, выход в астрал, где его ждала только пучина инферно. И теперь он реально становился самым сильным магом этого мира. Мира, оставшегося без своего создателя.
«Добро пожаловать, всем желающим! Обратной дороги нет, и не будет!» - ему хотелось расхохотаться над зеркалом, всем миром и его, так называемыми, соратниками, включая их неудачливое божество, но, следуя своей привычке, он лишь скупо улыбнулся. Однако в этой улыбке не было пощады его врагам и просто слюнтяям – всем, кто отважился оспаривать его власть. Впереди его ждали столетия, нет, тысячелетия всевластия.
Знал бы он, как жестоко ошибался. Тогда он просто не мог даже представить, что это такое на самом деле – столетия власти, не говоря уже о тысячелетиях…
***
Он никуда не спешил. Перед ним раскинулся мир, готовый покориться поступи его войск, но он выжидал. Через зинданы все прибывали новые «пришедшие» - внешняя ангельская агентура работала безупречно. Внутри мира эти ангельские сущности тоже были очень полезны, но как бы ни была велика ангельская энергия, породившая и поддерживающая постоянный уровень «рожденных» по всему миру, их самоосознание было ограничено и действия неактивны. «Пришедшие» же пытались перестроить окружающее под себя, а мир им не давался. Так появлялась интрига в жизни. Даже стали появляться новые волшеры с какими-то новоявленными, худосочными магами, добивающимися власти больше путем интриг, чем колдовства. Спустя лет пятьдесят, по границам его владений возникло сразу несколько мелких волшеров каких-то самодуров, где вовсю процветало рабство и насилие.
Внутри своих владений он постиг все прелести власти и богатства. Его дворцы и без того ломившиеся драгоценностями, великолепной мебелью и отделкой, постоянно пополнялись произведениями труда местных зодчих. Правда «рожденные» не были очень способным народом, и поэтому к работам привлекали «пришедших». То же было и с его гаремом, полным молодок из «рожденных». Однако истинными жемчужинами было несколько «пришедших» дам, пусть и не самых молодых, но отличающихся яркостью и индивидуальностью. Он развлекался, как мог, объезжая свой огромный волшер и практикуясь в охоте, рыбалке и прочих удовольствиях.