— Гера, — сказал Александр Анатольевич, — сколько ты выставил?
— Пока троечку.
— Поднимай до восьми, только не резко. Руслан Каримович, вы хотели убить Анри Вальдо?
— Все равно, — сказал Салаватов.
— Что значит «все равно»?
— Не он был целью.
— Саша! — почти закричал я. — С моим отцом иногда летает Хазаровский.
— Артур, звони Леониду Аркадьевичу. Немедленно, — сказал Нагорный и продолжил допрос. — Руслан Каримович, вашей целью был Хазаровский?
— Да.
— Саша, — сказал Гера, — нельзя так формулировать вопросы, подсказываешь. Суд не примет.
— Да черт с ним с судом! — сказал Нагорный. — Хазаровского надо спасать.
Кольцо Леонида Аркадьевича молчало.
— Хазаровский не отвечает, — сказал я.
— Звони до упора. Сообщение пошли. Марине звони, секретарю, Даурову. Пусть людей посылает. Пока не дозвонишься.
Я кивнул и отправил сообщение: «Леонид Аркадьевич, очень срочная информация. Гравиплан Роше заминирован, не подходите. Артур».
— Гера, какой у него уровень гормонов? — тем временем спрашивал Нагорный. — Самооговор возможен?
— Низкий, вряд ли. Но лучше переспросить, как надо. Он сейчас не помнит ни вопросов, ни ответов.
— Кого вы хотели взорвать в гравиплане Роше? — спросил Нагорный.
— Хазаровского, — сказал Салаватов.
— Чего и требовалось доказать, — заметил Александр Анатольевич. — Он и сейчас заминирован?
— Да.
— Богдана Рябинина задержать немедленно, — приказал кому-то Нагорный по кольцу.
Я помнил, что Богдана Рябинина Салаватов назвал, как человека из охраны Хазаровского.
Марина ответила сразу.
— Где Леонид Аркадьевич? — спросил я.
— Папа на работе. Что случилось?
— Я ему дозвониться не могу.
— Совещание, наверное. Он отключается, чтобы не дергали.
— Да знаю я!
— Да что случилось?
— Для него очень срочная информация. От нас. От Нагорного.
— Секретарю звони. Что случилось?
— Ему угрожает опасность. Гравиплан заминировали.
— Гравиплан Роше?
— Да.
— Звони твоему отцу. Они собирались летать сегодня. Секретарю сама позвоню.
Я связался с отцом.
— Да, Артур, — сказал он.
— Пап, не знаешь, где Хазаровский? Я ему дозвониться не могу.
— Леонид Аркадьевич рядом сидит, он отключается, когда летает, все-таки не очень опытный пилот.
— Летает! Вы в гравиплане?
— Да. На высоте метров двести, только взлетели. У тебя голос такой…
— Гравиплан заминирован, — почти выкрикнул я.
— Где взрывчатка? — совершенно спокойно, по-деловому спросил отец, словно прогнозом погоды интересовался. — Под сиденьями? Под днищем?
— Где взрывчатка? — вслух спросил я.
— Как заминирован гравиплан, Руслан Каримович? — спросил Нагорный. — Где мина?
— В топливном баке, — тихо ответил Салаватов.
— В топливном баке, — повторил я отцу.
— Аве Мария! — сказал он и пропал.
— Ну, что? — спросил Нагорный.
— Они молчат, — сказал я.
Повисла пауза.
Тишина стала звенящей.
— Что там? — не выдержал Гера.
— Вы живы? — закричал я в пустоту.
— Да, живы, живы, — весело сказал отец. — Катапультировались. Вовремя, за две секунды где-то. Ты знаешь, какой тут фейерверк!
— Живы, катапультировались, — сказал я вслух. — Потом рвануло.
— Точно не «кухонные разговоры», — заметил Нагорный.
Я залез в новостную ленту.
Новость уже была в топе, но звучала неадекватно: «В нескольких сотнях метрах от императорской резиденции в небе взорвался гравиплан. Предположительно в машине находился император и Анри Вальдо».
Не я один туда залез.
— Хорошо бы пока не опровергать Сеть, — сказал Александр Анатольевич. — Могут они пока не светиться?
— Вы можете не светиться? — спросил я. — Нам надо задержать человека, который это сделал. Видимо, он еще во дворце.
— Полчаса продержимся, — сказал отец.
Нагорный тоже говорил по кольцу.
— Георгий Петрович?.. Слышали новость?.. Оцепите дворец. Мы считаем, что виновные еще там… Уже?.. Знаем одного. Богдан Рябинин. Думаю, он уже задержан. Видимо, есть еще… Дело двух минут… Скажу, конечно.
— Почему есть еще? — спросил я.
— Тебе не кажется странным, что Салаватов назвал исполнителя главной части плана, которую больше всего хотел скрыть?
— Значит, он не исполнитель.
— Или у него есть дублер. Так что продолжим. Руслан Каримович, кто участвовал в операции с гравипланом?
— Время вышло! — перебила Камилла. — Семь часов. Допрашиваете с десяти утра. Восемь часов чистого времени. Продолжение допроса незаконно.