Алексей подал ему воду.
Герман Маркович пил жадно, большими глотками, и опустошил стакан буквально за пять секунд.
— На три года психокоррекции наговорили, — заметил Дауров, — и еще реабилитация на Сосновом года три.
Митте, молча, поморщился.
— Герман Маркович, — продолжил начальник СБК, — по-хорошему вам сейчас надо согласие подписывать.
— Нет, — сказал Митте.
— Ну, как хотите. Заставлять не имеем права. Тогда вам предстоит еще несколько бесед с Вадимом Артемовичем Ермиловым. Думаю, это займет около недели. А потом на психологическую экспертизу, изучать дело и в суд.
— Угу, — кивнул Митте. — Понятно.
— А сегодня вам предстоит, куда более интересная беседа. Вас хотел видеть государь.
— Хазаровский-то? Не вижу темы для разговора.
— Ну, это не вы решаете. Так что сейчас вас покормят, и к императору.
В студии нас посадили за стол на фоне огромного плаката с надписью: «Новый портал». Я оказался справа от Нагорного, а Дауров — слева. Вопросы задавала, само собой вездесущая Ромеева.
— Александр Анатольевич, как вы решились к нам прийти? — начала она.
— Раньше вы называли меня «Саша», — улыбнулся Нагорный.
— Ну, вы же без пяти минут второй человек в государстве!
— Не первый же. И неизвестно, насколько растянутся эти пять минут. «Саша» — это совершенно нормально.
— Ладно, — сказал Ромеева, — Саша, как вы решились к нам прийти?
— Юлия Львовна, ну я же приходил к вам, когда был в оппозиции. Разве что-то принципиально изменилось? Мои убеждения, мои принципы, мои цели — все осталось прежним.
— В оппозиции к нам все приходят. Даже Страдин бывал. Правильные слова говорил, между прочим. Заслушаешься!
— Я попытаюсь вас не разочаровать.
— Уже разочаровали. Саша, сколько человек арестовано?
— Ни одного, — сказал Нагорный.
— Как так?
— Юлия Львовна, когда вы начнете разбираться в юридических вопросах? Арестов еще не было. Были задержания. При моем участии были задержаны семнадцать человек. Потом я передал дело Георгию Петровичу.
— А Салаватов? — поинтересовалась Ромеева. — Он тоже не арестован?
— С Русланом Каримовичем совершенно отдельная история. Сидящий рядом со мной Артур, честно изучил дело, которое вел Салаватов, и у него возникли подозрения, что дело сфабриковано, которые потом оправдались. Так что Руслан Каримович обвинялся первоначально в подделке документов и фальсификации доказательств. Нам, к счастью, удалось его очень эффективно разговорить, и дело оказалось гораздо серьезнее. Сейчас он находится в Психологическом Центре на экспертизе, и обещал мне подписать согласие на психокоррекцию. Так что, если он не передумает, ему сразу назначат курс психокоррекции, и неприятной стадии ареста он избежит вовсе.
— Сколько ему грозит?
— За точными цифрами — это к Ройтману. По моим оценкам, года полтора-два. Возможно, плюс еще реабилитация в каком-нибудь серьезном месте вроде острова Сосновый.
— Он причастен к убийствам?
— Да.
— Какой у него блок?
— Реально «Е5». Но так как он нам очень помог, и без его показаний императора уже бы не было в живых, я очень просил за него Ройтмана. Так что, видимо, «Е3», если только Евгений Львович не найдет у него какого-нибудь уж совсем запредельного морального разложения. Но, не думаю.
— Мне сообщают, что в городе снова аресты, — проговорила Ромеева, — что вы можете сказать по этому поводу?
— Вопрос скорее к Георгию Петровичу, дело у него, в СБК, но я могу предположить, — сказал Нагорный. — Дело в том, что идут допросы, и задержанные называют новые имена.
— Георгий Петрович, это так? — спросила Ромеева.
— Да, — кивнул Дауров.
— Вы ведь у нас тоже не впервые, — заметила Юлия Львовна.
— Бывал, в оппозиции, — улыбнулся Георгий Петрович.
— Это беспрецедентное дело?
— Да, пожалуй.
— Будут еще аресты?
— Аресты будут, безусловно.
— А задержания?
— Будут имена — будут задержания, — отчеканил Дауров.
— Мне передают, что в городе задерживают восемнадцатилетних мальчиков, — сказала Ромеева. — Родители пишут, что они не могут быть ни к чему причастны.
Нагорный расположил руки перед собой так, словно держал воображаемый мяч или еще что-нибудь круглое или цилиндрическое, и слегка рубанул ими воздух (воображаемый мяч летит на пол, отскакивает и к Ромеевой).
— Так, — сказал он, — во-первых, восемнадцатилетние мальчики бывают очень даже причастны. Вот рядом со мной сидит восемнадцатилетний мальчик, который причастен к этому делу, правда, с другой стороны. И если бы не он, Хазаровского бы уже похоронили. Во-вторых, Ройтман предостерегал меня от того, чтобы мы отправляли к нему за кухонные разговоры. Даже если тема кухонного разговора убийство императора, пока участники не начали оружие закупать — это не криминал. И никто естественно за это в ПЦ не отправит. Ну, в клуб походили. Так что, если родители уверены, что кроме клубных бесед их дети ни в чем не участвовали, им не о чем беспокоиться. Отпустим. Ситуация хуже, если участники знали о готовящихся убийствах. Есть такая статья «Недонесение о готовящемся террористическом акте». Это не к Ройтману, конечно. Но это к Старицыну. На месяц где-то. Неприятно, но не смертельно. Тоже, в общем, не повод для истерики.