Рудольф. О, да — русские знают, зачем они живут.
Михайлов. Чего это? Я говорю — тото…
Рудольф. О, да.
Михайлов. А насчет вакуума — он ведь будет.
Рудольф. Вакуум? Да, будет.
Михайлов. А ты хитришь, парень.
Рудольф. Что?
Михайлов (берет чертеж). Я ведь сам понимаю, что это — сыро. Для порядка хотел показать.
Рудольф провожает его до двери чертежной. Михайлов уходит.
Блех (выходит из кабинета). Рудольф!
Рудольф (очнувшись). Да…
Блех. Эти товарищи из конструкторского бюро обрабатывают вас, как мальчишку. Вы должны понять: вся их задача — выудить у вас тайну патента сто девятнадцатого.
Рудольф. Неправда.
Блех. У меня есть глаза и уши… Эти проныры набивают вам голову социалистическими бреднями и подсовывают чертежики. Я видел, как этот Михайлов…
Рудольф. Неправда. Михайлов показал мне такую штуку, за которую вы заплатили бы полмиллиона долларов. Он и сам еще до конца не понимает, что изобрел.
Блех. Э, вздор! Вздор! Не верю в слесарей-самородков, в гениев из пастухов. Что вас дергает за язык — выбалтывать наши секреты? Говорите им какие-нибудь глупости. Вам что же — прославиться в чертежной? Дешево, Рудольф.
Рудольф. Я не могу, я не хочу обманывать людей, которые…
Блех. Что — которые?
Рудольф. …все помыслы и все силы отдают переустройству нашего сомнительного мира.
Блех (свистнул). Поздравляю! (Резко.) Одним словом, я желаю сохранить патент сто девятнадцатый в девственной чистоте. Я желаю продать его — и выгодно. Не Торопову — другим. В Москве. Это мое право. Я запрещаю вам давать советы и разъяснения из этой области. Вот… (указывает на трактор) возитесь с этим хламом. И советую — покрепче старайтесь забыть, кто вы.
Рудольф (с иронией). Вы запрещаете мне мыслить?
Блех. Запрещаю.
Рудольф (с поклоном). Дышать?
Блех. Продам патент — получите свои два процента. Дышите и мыслите… Так-то, старина. Бросим сердиться. Когда-нибудь скажете спасибо, что вовремя попридержали свой темперамент.
Входит Ольга. Рудольф и Блех, стоящие около модели трактора, замолкают.
Ольга занимается корреспонденцией.
Блех (похлопывая рукой по кожуху). Свободно было только первобытное человеческое стадо. Чем выше поднимался человек, тем туже натягивалась узда на его страстях. Напрасно думать, что путь культуры — путь к свободе. Человек обречен на всё большие ограничения. Бунт, мятеж — это всегда лишь только рев обезьяны. Вырвавшись из объятий природы, человек дорогой ценой купил восхождение. История — суровый хозяин.
Рудольф (засмеялся). Блестяще!
Блех (руки в карманах, со сдержанным смехом — к Ольге). Вы тоже что-то хотели сказать, Ольга Васильевна?
Ольга. На заводе сейчас напряженная борьба. Мы потребовали пересмотра смет и плана. Завтра это решается. За нас — все ударные бригады, вся молодежь. (Указывая на Рудольфа.) Он вам скажет: мы правы. Конрад Карлович, если бы вы могли нам помочь…
Блех. В борьбе? Ни за что на свете! В чужие драки носа не сую. Нет, нет, нет, Ольга Васильевна.
Ольга. Мы и не рассчитывали на бескорыстную помощь.
Рудольф. Большевики не просят. Предлагают, затем — требуют, наконец — берут.
Блех (глядит на Рудольфа, рассматривающего диаграммы на стене). Ну-с, так в чем же дело?
Ольга. Мы мечтаем о вашем патенте сто девятнадцатом.
Блех (засмеялся). Ну, еще бы! (С акцентом.) Губа не дура, — так, кажется? Ваши конструктора знают — о чем мечтать. (Серьезно.) Это будет стоить заводу не дешево.
Ольга. Разве деньги имеют какое-нибудь значение?
Блех (смеясь). О, большое значение, милая женщина, весьма большое. Вы когда-нибудь видели во сне, как вы кушаете призрачный суп призрачной ложкой, и во рту — пусто?.. Без денег наши желания только — сон. Мираж. Деньги овеществляют воображение. Без денег нет уверенности, что мир мне не снится.
Рудольф. Да. К сожалению…
Блех. Что — «к сожалению», мой мальчик?