Рудольф. Блеху — за патент? Ни одной копейки.
Ольга. Не поймешь, когда вы шутите. Я уверена, мы добьемся своего, мы получим деньги…
Рудольф. Что вам нужно? Рабочие чертежи? У Блеха чертежей нет и никогда не будет. (С яростью.) И никогда не будет!
Ольга. Не понимаю… Конрад Карлович — мировой спец.
Рудольф. Конрад Карлович мировой спец по бандитизму.
Ольга (сует бумаги в портфель). Поговорим, когда вы будете в порядке… Всё — только о себе, только о себе. Терпенье нужно вас слушать.
Рудольф (хватает ее за руку). Подождите! Я в восторге, когда вы злитесь.
Ольга. А ну вас!
Рудольф. Когда вы злитесь — вы вспыхиваете, как заря. Горячее дыхание жизни… Слушайте! Блех намерен заставить меня сделать чертежи. Я не хочу. Заложу руки в карманы и буду посвистывать; не хочу. Блех не предусмотрел этого, — то-то я и прорвался в свободу.
Ольга. Знаете, о чем у нас говорят? Блех никогда сам не отвечает на технические вопросы. Рабочие заметили: если вас нет, — посылает за вами. Все так и зовут: справочник Блеха.
Рудольф. Это колоссально и пирамидально смешно! Ольга Васильевна, я хочу понять, что такое свобода? Куча денег? — так думает Блех. В школе, когда давали сырую брюкву, говорили; свобода — высший дар небес. В таком случае — почему небо так немилостиво? Мне необходимо кушать. И необходимость засовывает меня под могильную плиту. Вы не любите мистики, но, честное слово, я продал душу дьяволу. Как Фауст, вы думаете? Нет. Мы низко пали, мы дешево стоим, потомки великих бюргеров. Я продал себя за триста марок. Ольга, вы, русские, — горды и надменны. Мне больно быть среди вас…
Ольга. Все это — чушь. Все оттого, что вы одиночка. И дело ваше — одинокое. Проснитесь вы, наконец! Идите к нам, Рудольф.
Рудольф. Не могу. Завален могильной плитой. На ней даже нет надписи. Неизвестный…
Входит Анни в шубе, запорошенной снегом.
Анни. О чем так страстно, Рудольф? (Подает руку.) Здравствуйте… Папа здесь? Едем обедать. Слушайте — снег, ветер, вьюга. Роскошно! Два раза машину загоняла в сугроб. Заказала столик в новом ресторане — цветы, музыка. Оказывается — очень мило. (Стучит согнутым пальцем в дверь.)
Ольга. Входите, там они одни.
Анни. Может быть, вы поедете с нами в ресторан?
Ольга. Мне неудобно, фрейлейн Блех.
Анни. Какой вздор! Какая чушь! (Уходит в кабинет.)
Ольга. Что вы — не такой же пролетарий?.. Бросьте в чулане сидеть, сторожить хозяйское добро!.. Знаете — скоро мы вас звать перестанем. Сами начнете проситься — поздно.
Рудольф. На коленях, протягивая руки к роскошному миру изобилия?
Ольга. Не понимаю. Или в Европе все талантливые люди такие чудаки?
Рудольф. Чудаки вы, русские. Взялись наводить порядок на земном шаре… (Сжал руки Ольги.) Мировые чудаки!
Ольга смеется.
Звонок телефона. Из кабинета быстро выходит Лукин.
Лукин. Рудольф Адамович, на минутку вас просят… (Рудольф идет в кабинет. Лукин берет трубку.) Да. Директор еще здесь… Хорошо. Передам. (Кладет трубку.)
Ольга. Ну, что?
Лукин. А! Торопов вертится, как выползень. С одной стороны, с другой стороны. Да и Блех, видимо, крепенький: готовится заломить цифру. (Гудок завода. Лукин и Ольга взглядывают на часы.) Ну, ладно. Шабаш! Не пойду туда. (Сует бумаги в портфель.) Еще сорвешься… Оля, пойдем обедать в столовую.
Ольга. Нет, я — домой.
Лукин. Секунды нет свободной. Поговорить нам нужно.
Ольга. Может быть, не стоит?
Лукин. То есть как это — не стоит? То тебе некогда, то тебя никогда дома нет. Вижу, Оля, все вижу…
Ольга. Кто звонил сейчас?
Лукин. Товарищи из совхоза: Гирко и Буровой.
Ольга. Есть письмо от них. Серьезные товарищи.
Лукин. Оля, что случилось? Завела, что ли, кого-нибудь себе?
Ольга (коротко). Нет.
Лукин (радостно). Ну?! Что за чепуха у нас? Была как будто близкой. Приезжаю — и нет. Ты думаешь, я в Берлине — с бабами? Ну их к чёрту! Честно говоря: не ты — так никого.
Ольга. Слушай, бросим это.
Лукин. То есть что бросим? Ты яснее скажи.