Блех. Полностью. (Гремит в кармане штанов медяками.) Квартиры — пожалуйста. Но — ни отопления, ни освещения. Завод консервируется. Заработная плата? (Выхватывает из кармана горсть мелочи, бросает на стол.) Получайте! Мало? (Выхватывает из другого кармана мелочь, бросает.) Штаны прикажете снять? Плачу пфенниг за марку, а там делите.
Близко за окнами шум, возня, удары. Брицке спешит к окну. Беккер встает.
Брицке. Эх! Ударил полицейского.
Беккер. Это Шиман — первый крикун и скандалист.
За стеклом на секунду появляется рабочий с окровавленным лицом. Злобно приближается к стеклу. Блех лезет в карман за револьвером. Полицейские, набежав, оттесняют рабочего от окна.
Беккер. Ваше контрпредложение чересчур тяжелое.
Блех. Что вы топчетесь! Идите к ним. Успокойте зверье.
Брицке и Беккер уходят.
Блех бросается в кресло, обхватывает голову, раскачивается. Анни садится напротив него, растерянно глядит на отца.
Блех. Боже, боже, боже, боже!..
Анни. А наш автомобиль?
Блех (не открывая лица). К чёрту автомобиль!
Анни. Что угодно — я не могу без машины. Я не умею ходить пешком.
Блех. Автомобиль продан.
Анни. Папа, кому?
Блех. Русским.
Анни. Что же теперь будет?
Блех. Казенная машина.
Анни. Казенная? Где?
Блех. В России.
Анни. Мы поедем туда?
Блех. Да.
Рудольф (входит, жестикулируя). С нашими рабочими я требую честно расплатиться.
Блех (отнимая руки от лица). Честно — да?
Рудольф. Честно — да.
Блех. Вы — щенок.
Рудольф (после паузы, спокойно, почти с любопытством). Блех, что с вами?
Анни. Мы такие же нищие, как ваши драгоценные рабочие.
Рудольф. Анни, совесть я еще не продавал Блеху.
Блех. Все продано, голубчик, все! Бросьте корчить невинность. Найдите мужество — взглянуть несчастью в железные глаза… Кстати, приведите свои дела в порядок. Мы можем совершенно неожиданно выехать.
Рудольф. Куда?
Блех. В Россию, сын мой.
Рудольф. К большевикам?
Блех. Парадоксы жизни. Меня приглашают техническим консультантом на тракторный завод. Приличные деньги, квартира, машина. Три года глубокого отдыха. И, кто знает, кто знает, — там не жалеют денег на дело…
Рудольф. Блех, вы смеетесь?
Блех. Будете там каждый день есть мясо и прикопите деньжонок.
Рудольф. Послушайте, вы сами говорили: в России жить нельзя.
Блех. Разве я это говорил? Вздор! Почему? Живут и в джунглях, с людоедами.
Рудольф. Но — не там, где человек лишен даже имени, — номер такой-то в стойле таком-то… Вы это мне говорили, говорили!
Блех. Не помню.
Рудольф. Всякий лишний вершок личности срезывается этими сектантами — во имя равенства. Какая чудовищная безнадежность! Что же, вы свяжете меня, заткнете рот тряпкой? Я буду кричать, предупреждаю. Я не дам себя обезличить. Я вам наделаю хлопот.
Блех (похлопывает его по спине). Проявляйте-ка лучше темперамент в другой области, более безопасной… (Подмигивает на Анни, коротко смеется.) А главное, позвольте мне быть вашим другом и руководителем.
Анни. Рудольф, мы должны вместе дружно, мужественно пережить тяжелые годы.
Гудок автомобиля.
Блех (торопливо). Приехали… Анни, может быть — бутылочку рейнвейна? В конце концов — что мы знаем о России? Может быть, не так уж там и страшно… Рудольф, мой мальчик, будьте милосердны. Видите — у меня трясутся руки… Надо же было им приехать в такой день! Где это письмо?.. Анни, письмо из Америки, с блестящими предложениями.
Анни. Никакого письма из Америки, кажется, мы не получали, папа…
Блех. Да. Но я хотел его получить… Я ждал… Анни, в кабинет — вино, сигары и кофе. (Уходит.)
Анни (у домашнего телефона). Алло! Маргарэт, приготовьте горячего кофе, бутылку рейнвейна, три бокала… (Отходит. Рудольфу.) Рудольф, мы спасем наш дом. Когда возвратимся, будем в тысячу раз острее воспринимать снова обретенную красоту. Моя жизнь — мой дом.
Рудольф. Я предпочел бы первобытную пещеру. Вместо стеклянной стены — какой-нибудь банановый лес. Ни ледяного ветра, ни ворон, ни угрызений. Мужчина и женщина. Любить твои прохладные плечи, твои длинные бедра…