Со вниманием выслушав его рассказ, я сказал: «Вот что, парень. Хоть все, что ты мне рассказал, и кажется на первый взгляд хорошим, но на самом деле ничего хорошего в этом нет. Больше так не делай. Я тебе кое-что посоветую. Послушаешься моего совета?» — «Послушаюсь, отец», — ответил он. «Из своего родного города тебе нужно уехать, — сказал я. — Поезжай туда, где тебя не знают: в город такой-то. Я позабочусь о том, чтобы ты сошелся там с добрыми людьми. Начинай работать и по силе помогай обездоленным, делясь с ними последним куском хлеба, потому что это имеет большую цену, чем то, что ты делал до сих пор. Но даже если человеку нечего дать нищему и у него болит от этого сердце, то он дает ему милостыню высшего порядка. Он дает ему милостыню кровью своего сердца. Ведь если человек дает милостыню из того, что имеет, то при этом он испытывает и радость, а вот если ему нечего дать, то он чувствует в сердце боль». Выслушав меня, юноша пообещал послушаться моего совета и ушел в радостном состоянии духа.
Прошло семь месяцев. Однажды я получил письмо из тюрьмы Коридаллу. Раскрыв конверт, прочитал следующее: «Отец мой, ты, конечно, удивишься тому, что после стольких полученных от тебя советов и данных тебе обещаний я пишу тебе опять из тюрьмы. Но знай, что на этот раз я отсиживаю срок, который уже отсидел раньше. Произошла какая-то судебная ошибка. Слава Богу, что среди людей нет справедливости: ведь если бы она существовала, это было бы несправедливостью по отношению к людям духовным, которые теряли бы тогда небесную мзду». Прочитав последние слова, я поразился этому молодому человеку, который столь горячо взялся за жизнь духовную и столь глубоко постиг глубочайший смысл жизни вообще. Вор ради Христа! Он имел в себе Христа. Он не мог сдержать себя от радости, которую переживал. Он переживал божественное сумасбродство, праздничное веселье!
ИСЦЕЛЕНИЕ «ЧАХОТОЧНОГО»
Когда я жил в монастыре Стомион, в Конице был один семейный человек, который думал, будто у него туберкулез. Даже свою жену не подпускал близко. «Не подходи, — говорил он ей, — а то заразишься». Несчастная женщина подвешивала на край длинной палки корзину с едой и подавала ему издалека. Бедняжка совсем истомилась, зачахла. Несчастные дети смотрели на своего «чахоточного» отца издали, а у него на самом деле никакого туберкулеза и в помине не было. Дело было в том, что он не выходил на солнце, а постоянно находился в запертой комнате, закутанный в одеяла. Поэтому он пожелтел и поверил в то, что у него чахотка. Ну что же, когда мне обо всем этом рассказали, я пошел к нему домой. Увидев меня, «больной» простонал: «Не приближайся ко мне, монах, чтобы не заразился еще и ты… Ведь к тебе в монастырь приходят люди… Видишь, совсем меня чахотка скрутила…» — «Да кто тебе сказал, дурачок, что у тебя чахотка?» — спросил я. Тут его жена принесла мне угощенье — варенье из грецких орехов. «Ну, — говорю, — давай открывай рот. Сейчас ты будешь меня слушаться». Ну что же, открыл он рот. Он ведь не знал, что я собирался сделать. Тогда взял я из блюдечка сладкий орех, вложил ему в рот, повозил там несколько раз, потом вынул, положил себе в рот и съел. «Нет, нет! — закричал „чахоточный'1. — Не делай этого! Заразишься!» — «Чем я там заражусь! Ведь у тебя ничего нет! Что я, очумел, что ли, такое делать, если бы у тебя и вправду была чахотка? Давай поднимайся, пойдем на воздух!» — ответил я ему и, повернувшись к его жене, сказал: «Выбрасывай все эти лекарства, одеяла…» Поднял я его, и мы вышли на воздух. После трех лет «заточения» он с удивлением глядел на мир. А потом потихоньку и на работу стал ходить. Вот что такое помысел, когда его взрастишь!