О своей берлинской инициативе Паткуль не написал царю ни слова. Только однажды в депеше царю, якобы от имени Пруссии, он спросил его мнение относительно перемирия со шведами, но уже в следующих строках письма усердно уговаривал Петра двинуть русские войска за Вислу. «Непроницаемая темнота окружила эту мистическую мирную инициативу», – сообщает Х. Хорнберг, – «Кто кого обманывал? Пруссия шведов, чтобы потянуть со временем и не ввязываться в военные события, или их самих провёл Паткуль? Были ли его намерения серьёзными или он только хотел парализовать мирные инициативы саксонских министров?» Одно было ясно: в планы Петра мир с Карлом не входил, поэтому он дал указание Паткулю продолжать переговоры с Пруссией о союзе с Россией. Эта пилюля для Паткуля и его прусских друзей оказалась слишком горькой, замечает Х. Хорнберг. Ещё бы: авторитет Паткуля в Берлине подвергся тяжёлому испытанию.
Прусский король для уточнения намерений царя направил к нему в Литву своего посла Кайзерлинга. Пётр сообщил Фридриху, что готов признать Лещинского законным королём Польши, но с условием сохранения за Россией Нарвы. Всё стало на свои места, и Паткуль оказался перед прусским двором совершенно голым. Он переиграл самого себя и остался теперь один, как перст, без всякой поддержки с чьей-либо стороны.
В середине октября Август стал готовиться к поездке в Литву, где он хотел инкогнито встретиться с Петром. Король предполагал, что Паткуль уже проинформировал Москву о том, как он распорядился российскими субсидиями, и теперь надеялся пустить в ход всё своё обаяние, чтобы оправдаться перед царём. Паткуль вначале тоже планировал выехать к царю в Литву (мысль о том, что Август мог «заложить» его перед царём, ему почему-то в голову не приходила), но потом отложил поездку до лучших времён. Для этого у него было достаточно предлогов: опять случился приступ водяной болезни; нужно было довести до конца заочные переговоры с Берлином; нельзя было отлучаться от попавшего в беду русского корпуса – если придёт ответ от Головина, он должен быть на месте; к тому же именно на это время было назначена его официальная помолвка с Анной фон Айнзидель. Но истинная причина заключалась, вероятно, в том, что Паткуль боялся появиться перед царём.
И он остался в Саксонии.
Письмо Головина пришло в конце октября. Оно содержало следующее указание Петра:
«Если после всех усилий пробиться с войсками из Саксонии в Польшу окажется невозможным (отчего Боже сохрани!), то при крайней нужде предоставьте их цесарю на возможно выгодных для них условиях, но с тем чтобы без воли Его Царского Величества они не были удержаны цесарем долее одной компании, а по окончании оной должны быть приведены в целости и сохранности к нашей границе через Венгрию.
В случае если Е. Ц. В. при посредничестве кайзера заключит выгодный мир, то Е. Ц. В. предложит кайзеру ещё более крупный корпус, но об этом предложении Вы должны говорить с ним в случае крайней нужды и не заключать никаких договоров прежде, чем отчитаетесь об этом перед Е. Ц. В. Ваше Превосходительство должно быть озабочено тем, чтобы Е. Ц. В. за указанное предоставление войска по возможности получило субсидии, каковые полагаются и другим державам. Впрочем, Е.Ц.В. предоставляет Вашему Превосходительству действовать согласно известным правилам поведения и обстоятельствам».
Как видит читатель, инструкции царя в изложении Головина (и, вероятно, в переводе на немецкий язык Шафирова) выглядели довольно расплывчато. В частности, не понятно, об окончании какой компании говорил Головин в первой части инструкции – австро-французской или русско-шведской. Далее идёт речь о возможности вторичного предоставления русских войск австрийскому императору, но не ясно, к какому случаю должны быть применены условия царя. Как бы то ни было, Паткуль воспринял письмо Головина как сигнал к действию. Спрашивать о деталях уже не было времени – «крайняя нужда» для измученных солдат и офицеров давно наступила.