Попутно Пётр решил попытаться прозондировать мнение Карла ХII о мире с Россией, благо вся Прибалтика была им уже завоёвана. В апреле 1707 года в Альтранштедт выехал английский герцог Джон Черчилль Марлборо, слывший одним из лучших полководцев и дипломатов Европы. Герцог славился удивительным даром уговаривать людей и непомерным корыстолюбием. За свои услуги он запросил у царя 200 000 ефимков и доход с какого-нибудь русского города, к примеру с Киева или какого-нибудь Владимира. В случае успеха миссии царь обещал также подарить герцогу крупный рубин, «какого на всём свете нет», и наградить орденом Святого Андрея Первозванного. Д.Ч.Марлборо дал согласие выступить в пользу Петра только после упоминания рубина. При этом задание царя было всего лишь сопутствующим – королева Анна поручила Марлборо прежде всего выяснить, не согласится ли Карл ХII в войне за испанское наследство присоединиться к антиавстрийской коалиции, и добиться смягчения шведско-австрийских противоречий.
В Альтранштедте Марлборо в льстивых и «цветастых» выражениях сказал Карлу, что приехал специально изучать его военное искусство. Это сразу не понравился королю, и он в течение всей аудиенции старался не замечать герцога вовсе. Карл демонстративно на шведском языке вёл беседу с английским послом Джоном Робинсоном, а посол переводил кое-что для герцога на английский. Можно было общаться на французском, но Карл принципиально не захотел этого делать.
Герцог, конечно, адекватно оценил обстановку и не торопился выкладывать предложение царя, с удовлетворением отметив, что король с радостью говорит о победе союзников над Францией. При одном имени царя глаза Карла зажигались злобной воинственностью. К тому же Марлборо заметил на столе у короля карту России и понял, что слов тратить не надо: шведы оставят в покое Вену и пойдут на восток. О рубине и царском вознаграждении пришлось забыть. Замолвить слово о Паткуле Марлборо забыл вообще.
Зато Робинсону удалось поговорить о Паткуле с графом Пипером. Англичанин в своём демарше сделал упор на нарушении Саксонией и Швецией международного права. Пипер холодно ответил, что вины Швеции никакой нет – обвинение в нарушении международного права касается только тех, кто арестовывает послов и выдаёт их властям другого государства. Возразить на это замечание было трудно. Единственная возможность, которая существует для Паткуля, писал Робинсон в Лондон, это обращение к королю Карлу с «компетентным представлением». Наивный Робинсон: он полагал, что для Карла существовали «компетентные заступники»!
Других отзывов на призыв Петра I оказать помощь Паткулю не известно. Вена постоянно находилась в состоянии страха от «дикого тигра» Швеции, остальные, убедившись в тщетности английской попытки, остались в стороне. Никто не хотел ссориться с грозным шведским королём, в войне за испанское наследство никто не рисковал обратить против себя сильную шведскую армию.
Несомненно, что время для решительных шагов по освобождению Паткуля было упущено. Уповать на помилование Паткуля Карлом XII и надеяться теперь на милосердие шведского короля было также бесполезно, как апеллировать к чувствам его знаменитых ботфортов. Ульрика-Элеонора, любимая сестра Карла, побуждаемая вероятно своей прабабкой, попыталась было вступиться за Паткуля и написала брату письмо, но в ответ получила вежливую и холодную отповедь с назиданием не вмешиваться не в своё дело.
Действовать, конечно, надо было тогда, когда Паткуль находился ещё в руках саксонцев. И с горечью и сожалением приходится констатировать, что ни сам царь Пётр, ни канцлер Головин так и не проявили настойчивости и истинной заинтересованности в том, чтобы вырвать Паткуля из рук Августа и его коварных министров. Ф.А.Головин в течение 1705 и 1706 г.г. болел и в марте 1707 года – за месяц до выдачи Паткуля шведам – умер, и это в какой-то мере снимает с него часть вины за преступную бездеятельность по делу Паткуля. Сменивший Головина на внешнеполитическом поприще статс-секретарь Пётр Шафиров явно не был настроен в пользу Паткуля – во всяком случае, его поведение в этом вопросе представляется непоследовательным и, по меньшей мере, безразличным.