Граф Хастфер ехал вместе с Паткулем и Будбергом.
Карл ХI потребовал, чтобы генерал-губернатор лично присутствовал на предстоящих слушаниях дела о привилегиях лифляндского дворянства. 12 октября 1690 года корабль с лифляндским генерал-губернатором и депутацией ландтага на борту бросил якорь в виду Старого города. Депутацию в Стокгольме ждали и встречали с соблюдением всех протокольных правил. 15 октября Хастфер в своей коляске отвёз Паткуля и Будберга в королевский дворец, где депутаты вручили Карлу ХI свои полномочные грамоты. Аудиенция по установившейся традиции сводилась к заверениям неиссякаемой верности и послушания рыцарства своему королю и к обещанию последнего рассмотреть их просьбы «с милостью и благосклонностью».
Депутаты в первый раз видели своего короля. Перед ними появился человек некрупного телосложения со свисающими длинными неухоженными волосами, подчёркивающими и без того узкий лоб суверена. Длинный крючковатый нос, острый подбородок, несоразмерно полные и красные губы, «хромая» речь – даже на привычной для него церемонии король заикался – произвели на них довольно неприглядное впечатление. Но за заурядным внешним видом депутаты почувствовали железную волю абсолютного распорядителя и вершителя человеческих судеб.
Карл XI (1655—1697)
После аудиенции у короля депутация нанесла визит королеве-матери Хедвиг-Элеоноре, считавшейся патронессой Лифляндии. Свидание с королевой окажется для пока ещё ничего не подозревавшего Будберга весьма полезным – через пару лет Хедвиг-Элеонора спасёт ему жизнь. Ещё через два дня депутация получила аудиенцию у её внука – восьмилетнего принца Карла. Это была единственная встреча Паткуля с будущим королём Швеции Карлом ХII, который через 17 лет, исполняя волю отца, отдаст приказ послать депутата на жестокую смерть.
Церемонии закончились, но к делу ещё не приступали. У депутации началась утомительная борьба по «перетягиванию каната» с Хастфером по поводу выдачи ей того самого злополучного документа – резолюции короля от 1678 года, который генерал-губернатор перед отъездом из Риги изъял из комплекта документации. Эта «тягомотина» тянулась до декабря, пока, наконец, в Сенате в присутствии короля не начались собственно слушания дела лифляндских дворян.
Королевский советник Томас Пулюс[15] и секретарь-архивист Лейонмарк, назначенные Стокгольмом в качестве главных экспертов по ходатайству лифляндцев, как и следовало ожидать, были хорошо проинформированы об аргументации депутатов и в первую очередь направили свои атаки на самый главный и важный документ всего дела – на письмо польского короля о привилегиях. Впрочем, сначала атмосфера на заседании не предвещала ничего подозрительного: король и члены Сената были настроены благодушно и встретили депутацию приветливо, но за внешней приветливостью и дружелюбием скрывались лицемерие и неприятие. Уже на первом заседании неожиданно поднялся один из сенаторов и заявил, что нужно «заслушать мнение генерал-губернатора Лифляндии». В зале повисла тягостная тишина, но потом раздался голос короля, повелевавшего графу Хастферу изложить свои взгляды на дело. Хастфер, верный пёс своего хозяина, благодаря ему поднявшийся из своего эстонского небытия и возведенный в графское достоинство, как и ожидалось, выступил вразрез с позицией ландтага и озвучил позицию центральных властей, которая сводилась к следующим пяти пунктам:
– оригинал письма отсутствует[16];
– привилегии парафированы лишь королём, подтверждение со стороны польского сейма отсутствует;
– печатью польского государства письмо не скреплено;
– преемники польского короля Сигизмунда Августа – Стефан Баторий и Сигизмунд III – гарантии не подтверждали;
– шведский король Густав II Адольф в своё время высказывал сомнения относительно срока действий гарантий и просил лифляндцев представить ему документ, но лифляндцы этого не сделали.
Защиту позиции лифляндского ландтага осуществлял в основном Паткуль, Будберг вёл себя пассивно. Недаром президент редукционной комиссии Стенбок якобы как-то сказал Карлу XI, что «с Паткулем середины быть не должно: с ним надо либо сразу покончить и отрубить голову, либо произвести его в полковники и дать полк». Паткуль составил обстоятельную ответную записку, в которой по пунктам отвечал на выступление генерал-губернатора. Ландтаг недаром доверил своё дело этому человеку – Паткуль защищался смело, грамотно и отчаянно. По первому пункту возразить было нечего, но по всем остальным он дал аргументированный и решительный отпор.